По поводу уклонения воспитанников нашей духовной школы от пастырского служения

     Воспитанников духовных академий упрекают в том, что многие из них уклоняются от пасторства и наполняются ряды чиновников до акцизного ведомства включительно, посвящая себя делу и занятиям, ничего общего не имеющим с полученным ими образованием и воспитанием. Действительно, учиться 14-15 лет, подготовляя себя за все это время к пастырскому служению или к просветительной деятельности и потом бросить жизненный якорь в каком-нибудь акцизном управлении, это — явление ненормальное и на первый взгляд непонятное. Ведь, технолог, напр., не посвящает себя занятиям фармацевтикою, а ветеринар не занимается архитектурой, но как тот, так и другой занимаются тем, к чему они готовились в школе, в чем они приобрели нужные познания, да им и не поручать такого дела, понятия о котором они не имеют. С другой стороны, и сами они в редких случаях посвящают себя не той профессии, к которой готовились. Как раз наоборот поступают многие наши академисты: учились в духовной школе, чтобы быть преподавателями в дух. школах или пастырями церкви, а на деле идут в контрольные или казенные палаты, акцизные управления, в разные канцелярий, т.е. в такия учреждения и на такие поприща жизни, где их познания или малоприложимы или и совсем неприложимы и останутся мертвым капиталом. А между тем прямое их дело, открывающееся для них поприще остается без способных и нужных работников, по крайней мере в таких работниках ощущается недостаток, ясным доказательством чего служат принимаемые центральным дух. ведомством энергичные меры против уклонения воспитанников дух. академий от прямого своего назначения в сторону светской службы. Впрочем, говоря откровенно, если странно уклонение академистов от прямого своего назначения, то не менее странно и стремление духовного центрального управления принудительными мерами задержать своих питомцев в пределах своего ведомства. Что же это будут за работники на таком важном поприще, каковое является пастырство или обучение и воспитание подрастающего поколения в дух. школах? С другой стороны, что же за положение создалось в нашей церковно-общественной жизни, если на дело пастырского служения и и на духовно-учебную службу приходится силою привлекать таких лиц, которые долгое время и в специальной школе подготовлялись именно к этому служению? Ведь, всякий знает, что дух. школа существует для подготовки просвещенных служителей церкви, что на нее тратятся немалые деньги из народных сумм в надежде, что воспитанники сей школы посвятят себя на служение народу и церкви, заплатят, так оказать, свой долг народу, а на деле выходит нечто иное: эти питомцы бегут на светскую службу, где и без них желающих служить достаточно. С какой стороны ни смотрите на это явление, оно ненормально и свидетельствует о том, что в среде нашей дух. школы далеко не все обстоит благополучно.

     Однако, чтобы правильно понять причины сего явления и указать действительные средства к его устранению, необходимо, по нашему мнению, расширить поле прения и от воспитанников дух. академий обратить внимание на все наше духовное сословие. Его жизнь и совершающиеся в нем явления во многих отношениях знаменательны.

     В современном нашем дух. сословии всякого беспристрастного наблюдателя поражает усиленное стремление юношей выбраться на дорогу светской службы, оставив проторенную отцами дорогу к священнослужению. При этом одни юноши минуют священнослужение, пройдя дух. школу, а другие — или со всем не вступая в дух. школу, или же ограничивая свое образование семинарией. Нередок факт, когда студенты дух. семинарий отказывались от командирования их в дух. академии на казенный счет и отправлялись на свой очень ограниченный счет в университеты или др. светские учебные заведения. И содействует молодежи в этом движении старшее поколение дух. сословия, на попечении и под руководством которого она находится. Многим, вероятно, ведомо, что сыновья некоторых наших архиереев (из вдовых священников) подвизаются, напр., на службе в министерстве финансов по банковским операциям, или в канцеляриях генерал-губернаторов. И заметьте: некоторые из таких владык своим семинаристам настойчиво рекомендуют принимать священный сан и служить церкви перед алтарем; а своих детей с малых лет направляют по дороге, которая никоим образом не приведет их к пасторству. Если же и бывают случаи, когда дети архиереев принимают священный сан, то в ангельском чине, т.е. постригаясь в монахи, и имеют в виду, конечно, епископскую кафедру, а не скромное звание приходского пастыря.

     Если обратиться к нашему городскому и сельскому духовенству, то и там придется отметить то же стремление молодежи или совсем выбраться из рядов дух. сословия, или же поставить себя от рясы на почтительное разстояние. Наиболее состоятельный класс духовенства или с малолетства направляет своих детей чрез гимназии в университеты и др. высшие светские учеб. заведения, или из семинарии туда же. И замечательно! Хорошие священники, достойные пастыри церкви уважаемые своими прихожанами и пользующиеся даже благоволением своего епископа, редко советуют своим детям и родственникам вступать в ряды священников, чаще указывают иной путь, хотя и делают это подчас с тяжелым вздохом груди.

     Что касается чиновников, служащих по канцеляриям дух. ведомства, и преподавателей духовно-учебных заведений, то о них и говорить нечего. Много ли можно назвать из числа их потомства лиц, принявших священный сан и вступивших в ряды белого духовенства? Думаю, что немного. Дети этих чиновников, как и дети преподавателей дух.-учеб. заведений редко обучаются в дух. школе, чаще же помещаются своими родителями в светские учеб. заведения. Зато сами родители их в лице некоторых синодских чиновников и довольно крупного размера с увлечением говорят семинаристам речи о святости и величии пастырского служения при посещении дух, семинарий. Не раз слушая такия речи, я думал: «да вы бы, достойнейший, сами надели ряску и явили убедительный пример для подражания, а теперь, находясь в светском чине, вы напрасно расточаете свое красноречие, потому что кто же поверит вашей искренности»...

     Не будет, поэтому, преувеличением сказать, что ряды нашего дух. сословия разреживаются не одними воспитанниками дух. академий, а вообще все наше дух. сословие совершает этот процесс, направляя своих детей по путям, ведущим к светской службе и удаляющим от пасторства, а нередко даже и от самого дух. ведомства. Бегство из духовного сословия имеет повальный характер. Может быть некоторым это неприятно, но это — факт.

     А если так, если наше духовное сословие вообще предупредительно выводит свое поколение на широкую дорогу светской службы, то ясно, что уклонение от священного сана воспитанников дух. академий, есть частное проявление в среде нашего дух. сословия общего движения в сторону от пастырства и может быть правильно понято и объяснено в том случае, если будет правильно понято и объяснено отмеченное общее движение в среде духовенства.

     Самою первою побудительною причиною указанного бегства является, по нашему мнению, желание освободиться от тех препон, коими обставлено существование нашего дух. сословия. В этом случае сказывается закон действия и противодействия сил. Кому же, в самом деле, приятно испытывать стеснения в своих законных и естественных стремлениях? Между тем пребывание в среде дух. сословия именно доставляет не мало таких испытаний. Согласитесь что из факта моего рождения от священнослужителя далеко не следует, что и я должен быть священнослужителем. Ведь, священнослужение не ремесло, коему дети так естественно изучаются у родителей, а нечто гораздо большее, — великое служение, где прежде всего требуется призвание, расположение к нему, но не происхождение из известного сословия. А если так, то вполне естественно желание иметь свободный выход на иные поприща жизни и деятельности, раз кто не чувствует в себе призвания к священству. А этого-то и нет. И прежде всего духовенство вынужденно преимущественно обучать своих детей в дух. школе, из коей доступ в высшие светские учеб. заведения весьма затруднен частью исканием постановки преподавания общеобразовательных предметов в семинариях, а частью прямыми запрещениями принимать семинаристов в университеты (за исключением 3-х), военно-медицинскую академию и др. подобные заведения. В отношении приема семинаристов в светские высшие учеб. заведения не существует даже определенного % допускаемого для евреев, а о каких-либо ходатайствах со стороны попечителей учебных округов или городских голов в пользу приема семинаристов в университеты и др. высшие учебные заведения и речи нет. В последнем случае евреи оказались счастливее: за них были ходатайства со стороны названных лиц в уважение трудов их сородичей на театре военных действий. Как будто дух. сословие не трудилось и не трудится в рядах нашего воинства и как будто оно недостойно было получить оказанную евреям. Я не завидую евреям (да и не в чем); — пусть их учатся и будут честными работниками на обширнейшей Российской ниве, где много места для таких работников, но спрашиваю: зачем существует такая неравномерность в распределении благ, в удовлетворении насущнейших потребностей? Впрочем, справедливость требует заметить, что в силу замкнутости и какой-то архаической неприкосновенности, дух. согласие в отношении своих учебных заведений для огромной части нашего светского общества является неведомою областью для стороннего воздействия запретною, а потому и неудивительно, что жизнь нашего духовно-учебного мира идет своеобразною колеею в стороне вообще от жизни образованного русского общества.

     Кроме отмеченного стеснения для нашего юношества из дух. сословия, есть для него стеснения и при поступлении на светскую службу. Когда б. министр финансов, гр. Витте, желая обновить состав служащих в учреждениях своего министерства, обратился с призывом к лицам с высшим образованием, то многие воспитанники дух. академий нахлынули в учреждения этого министерства. Чего бы кажется вооружаться против этого? Кто не имеет призвания к священству, кто не хочет и вообще служить в дух. ведомстве, пусть себе избирает иной род службы, согласно своему желанию. Притягивать таких субъектов за волосы к священнослужению и задерживать в недрах дух. ведомства насильственными мерами по меньшей мере нецелесообразно. Это — ненадежные работники на указанном поприще. Однако, центральное дух. начальство обеспокоилось отливом из дух. ведомства лиц с академическим образованием и ничего лучшего не придумало для удержания их в пределах своего ведомства, как возвести разного рода перегородки в виде взыскания платы за обучение в академии без рассрочки и в виде воздействия на светское начальство в том смысле, чтобы оно или не принимало на службу кандидатов д. академий, или не давало им движения по службе. В последнем случае усердие проявляли уже епархиальные архиереи доступными им способами. Не без влияния постороннего, надо полагать, издан был в свое время и конфиденциальный циркуляр управляющим департамента складных сборов о том, чтобы на должности податных инспекторов и их помощников не принимались ни кандидаты дух. академий, ни воспитанники ветеринарных институтов, как лица, получившие специальное, а не общее образование, столь будто бы нужное для названных должностных лиц. Достойно примечания здесь особенно то, что кандидаты д. академий и воспитанники ветеринарных институтов поставлены в один разряд по образованию.

     Но допустим, что для указанных должностей, действительно, полезны люди изучившие политическую экономию, финансовые науки и юриспруденцию (хотя фактически годными для сих должностей оказываются и филологи). Скажите, какое есть разумное основание затруднять доступ воспитанникам дух. академий в средние учебные заведения наших министерств в качестве преподавателей истории и русского яз. с его литературою, когда преподавание этих предметов поставлено в дух. академиях нисколько не хуже, чем в университетах или в историко-филологических институтах, когда это преподаванию в некоторых местах и в дух. академии и в университете ведется одними и теми же профессорами? Однако почему-то требуют, чтобы воспитанник дух. академии, желающий занять должность преподавателя в каком-либо среднем учеб. заведении министерства по одному из указанных предметов, держал экзамен при университете. Как будто ученая корпорация дух. академии не способна ценить познания своих воспитанников по указанным предметам, а профессора университетов в этом деле вполне компетентны. С другой стороны, конкурсные экзамены в университетах, куда разрешен прием семинаристов, показывают, что в дознаниях и развитии семинаристы нисколько ни уступают своим конкурентам из гимназий, а это обстоятельство может служить в пользу семинарских преподавателей, каковыми являются в большинстве (исключение составляют преподаватели физики и математики) воспитанники дух. академий. Наконец, в средних учебных заведениях министерства народного просвещения нередко можно встретить воспитанников дух. академий в качестве преподавателей истории и русского яз. по вольному найму; очевидно, они справляются с делом не хуже своих коллег из университетов, иначе их не стали бы приглашать. Но этот факт свидетельствует о непоследовательности в отношении к воспитанникам дух. академий. Одно из двух: или эти воспитанники правоспособны преподавать в сред. учеб. заведениях Министерства Народного Просвещения историю и русский яз. и тогда экзамен дополнительный совершенно излишек, или они для этого не подготовлены и тогда их не следует приглашать в качестве учителей и по вольному найму. Было бы делом элементарной справедливости устранить отмеченное стеснение для воспитанников дух. академий отменив дополнительные экзамены при университетах. — Все такие и подобные им препоны и стеснения, не достигая своей цели, действуют и на дух. сословие, в особенности на его молодежь угнетающих образом в моральном отношении, и наиболее энергичные его элементы, не взирая ни на какие препятствия все же бегут из дух. ведомства. Да и какому же человеку, в самом деле, приятно занимать среди лиц, равных ему по образованию, какое-то исключительное положение, до некоторой степени бесправное и унизительное и единственно по той причине, что этот человек имел случай родиться не в дворянской или купеческой семье, а в среде русского православного духовенства.

     Можно было бы, пожалуй, еще примириться с таким ограничительным положение, если бы само пастырское служение было обставлено соответствующими его идеалу условиями, но ведь этого сказать далеко нельзя. Среди дух. сословия есть лица, которые не хотят посвятить себя пастырскому служению при современных его условиях; их не привлекает к этому служению даже хорошее обезличение и видное общественное положение, что, обыкновенно, предоставляется законоучителям светских учеб. заведений, епархиальным наблюдателям ц.-приходских школ и др. административным лицам на духовно-учебном поприще. Среди, напр., преподавателей семинарий и дух. училищ есть немало лиц с академическим образованием, которые испытывают большия затруднения в материальном отношении и знают, что ряса может доставить им гораздо лучшее материальное обеспечение, а однако они не соблазняются такою перспективою, предпочитая претерпевать лучше нужду, нежели принимать священство, «скверного ради прибытия». Почему? Причина простая, строго говоря, у нас нет истинного пасторства, т.е. взаимной деятельности пастыря и пасомых, направленной к созиданию Царства Божия в совести и общественных отношениях людей; у нас нет прихода, как живой общественной организации, а есть священник (или поп) и есть миряне. Первый несет многие труды, подчас они сильно давить его плечи, по временам он изнемогает под тяжестью своего Креста, но у него не может быть сознание, что он несет Крест Христов, Его иго взял на себя, что служение его полезно для общества. Вторые — миряне — живут большего частью сами по себе, вне пастырского влияния; они даже думают, что дела религии и церкви суть дела пастырей, их, так сказать, специальность, все равно, как постройка, домов и мостов — специальность архитекторов и инженеров. А между тем азбучная истина, что закон евангельский дан всем людям и именно для жизни, а не умственных хитросплетений, и что область религии доступна сознанию всякого человеку в меру его развития и труда. Поэтому дела веры и нравственности, исполнение закона евангельского обязательны для всякого христианина, какое бы положение в обществе он ни занимал, а не удел или специальность только пастырей церкви. Для осуществления евангельского закона на земле основана Спасителем церковь, которая состоит из пастырей и пасомых, из взаимодействия этих двух сил церковного организма и должна слагаться вся церковно-общественная жизнедеятельность. Только при наличности взаимных трудов пастыря и пасомых может совершаться пастырское служение «с радостью, а не воздыхающе» и с пользою для роста христианских начал жизни. След. дела ц.-общественные и вся вообще жизнь церкви в равной степени должны интересовать как пастырей, так и пасомых. Пастырь и пасомые должны идти одним путем, друг-друга наставляя и поддерживая, сильные впереди слабых, никогда не оставляя их без своей помощи и тем облегчая пастырю его многотрудное и ответственное служение. Духом церковности должна быть проникнута жизнь не одних пастырей и даже не одного дух. сословия, а всех членов церковно-христианской общины. При таких условиях и отношениях между пастырем и прихожанами ц.-общественная жизнь била бы ключом, и служение в священном сане было бы интереснейшим поприщем жизни. Между тем случилось как-то так, что весь труд пасторства оказался на раменах пастырей, и дело церковно-религиозное из общего стало специальностью одних священнослужителей, которые и вынуждены одни о нем заботиться, что, разумеется, весьма ненормально и чревато худыми последствиями, каковые уже и обнаруживаются. Участие прихожан в делах церкви ограничивается посещением богослужения, обращением к священникам за совершением разного рода треб да уплатою им следуемого за труды вознаграждения. Учащая наша церковь значительно обособилась и замкнулась в себе; деятельность её хотя и совершается, но или при равнодушном, или враждебном отношении к ней общества. Свое поприще священник проходит почти одиноко, на свой личный страх, с великою тяготой на душе, потому что одни из его прихожан следуют за ним больше по традиции и по привычке, чем сознательно, и соработников среди них встречается совсем мало; другие прихожане вовсе не следуют за ним, они лишь числятся в его приходе, но живут вне пастырского влияния; у них иные авторитеты, иные алтари, иное и поклонение; эти прихожане стоят от пастыря в отдалении, относятся к нему скептически и критически. Грустно особенно то, что ко второму классу по-преимуществу принадлежат лица образованные, современная наша интеллигенция, совсем, кажется, ушедшая из сферы пастырского влияния.

     Если и встречаются у этой части русского народа кумиры среди священнослужителей, которыми она, по-видимому, увлекается, которых слушает и читает, то во-1-х, таких пастырей можно указать очень немного, а во-2-х, увлечение ими со стороны интеллигентного общества носит характер модного явления... Вообще же наши пастыри (высшие и низшие) не могут похвалиться вниманием к ним интеллигенции.

     Да это, впрочем, и неудивительно. Основная ошибка нашей учащей церкви состоит в том, что она задумала пестовать мирян без развития их самодеятельности в пределах церковной свободы. Между нею и интеллигенциею образовалась глубокая пропасть, и нужно много умения и трудов приложить, чтобы установить чрез нее надежный мост для взаимного общения этих груин. В настоящее время наше духовенство и интеллигенция (в громадном своем большинстве) мало понимают друг друга, точно они говорят на разных языках; в воззрениях на предметы нравственной важности в области религии и по вопросам ц.-общественным они расходятся в диаметрально противоположные стороны, и что для одних составляет, по-видимому, святыню и непререкаемую истину, то для других является суеверием и умышленным обманом. Такое разномыслие (при расколе) в мировоззрении учащей церкви и нашего образованного общества, проистекая из отмеченной раньше основной ошибки нашей учащей церкви, поддерживается еще ненормальною постановкою у нас светского и духовного образования и воспитания.

     Не касаясь нашего светского образования, как области недостаточно мне известной, относительно нашего дух. образования считаю необходимым как это ни странно, учащая наша церковь до сих пор еще не выяснила всесторонне современное служение пастыря. В дух литературе и семинарских учебниках можно найти много рассуждений на тему о дух. пасторстве, — о священнике, как служителе алтаря и совершитель таинств, как руководителе своих прихожан в дух. жизни и о пр. т. п., но касательно общественной деятельности пастыря, его служения народу в деле устроения жизни последнего на истинно-христианских началах. в деле разрешения по-христиански социально-экономических отношений, — трудно найти в нашей дух. литературе что-либо определенное и жизненно-практическое. Эта область не разработана, а в семинариях она обходится молчанием. Представление об этой стороне пастырской деятельности у наших кандидатов священства да и священников весьма смутное, а потому и бредут они в жизни ощупью. Не в лучшем положении находится решение сего вопроса и в нашем образованном обществе. Если одни из интеллигентов симпатизируют общественной деятельности пастыря, в которой проявляется обязательное добро и цель которой — водворить правду Божию в совести и во взаимных отношениях людей, то другие из них, наоборот, значение пастыря, как общественного деятеля, совершенно отрицают и занятия общественными делами считают для пастыря областью запрещенною, извращением пастырского служения. В общем, получается такое положение данного предмета: кандидаты священства и пастыри сознают величие пастырского идеала, но сознают его односторонне; они чувствуют, что современное служение пастыря не отвечает его идеалу, что оно не то, каким быть должно, а каким именно должно быть тоже еще не уяснили себе. Что касается образованного общества, то и оно не может дать ясного отчета в требованиях своих к пастырскому служению, но в одном оно твердо уверено, в том именно, что современное пасторство неудовлетворительно, что оно должно и может быть другим.

     Обе группы живут в каком то тумане, пребывают во взаимном непонимании, пререкании и неудовольствии друг-другом. Судите после этого, возможно ли молодому человеку, не чуждому идеальных стремлений, подъять великое бремя современного пастырского служения? Если же и встречаются у нас все-таки лица с такими стремлениями, решающиеся на подвиг пастырский, то участь их незавидна: они треплются подобно птице с подбитым крылом, — хотели бы подняться в высь, но подбитое крыло не пускает. Отношение к ним определяется разнообразными чувствами и настроениями, но в общем их или не понимают, или не хотят понять, или понимают неправильно, не так, как им желательно. Во всяком случае их жизнь полна душевных мучений,

     Если современное пасторство, взятое в отношении к своему идеалу, оставляет желать весьма многого, то что сказать о нем с той стороны, которая определяется разными благочинными, секретарями, консисториями, неизбежными келейниками и служками, не говоря уже о власти епархиального архиерея. Представьте только себе приниженность, бесправие и всецелую зависимость наших пастырей от этих лиц и учреждений, о чем так много говорят и пишут, и вы поймете, почему многие наши семинаристы и воспитанники духовных академий употребляют много трудов и энергии, чтобы миновать рясы. Ведь, надев рясу, потом трудно из нее выпрыгнуть, если и совсем невозможно, хотя бы существование в ней делалось невыносимым. Она представляет большое удобство держать человека в совершенном послушании, что так в духовном мире вожделению. Вот почему наши епископы очень любят лиц с академическим образованием привлекать к священству разными приманками, напр., смотрительством в училище, инспекторствоми, к епарх. училище, наблюдательством над д.-приходскими школами и пр. А между тем, правду сказать, для отправления некоторых из этих должностей, священство совсем и не нужно. Священство имеет смысл и необходимо там, где есть прихожане, ну, а какой же приход. напр., у епархиального наблюдателя ц.-приходских школ или у смотрителя училища?...

     Указанный архипастырский прием если и достигает цели, то значительно понижает взгляд на пасторство, как великое и святое служение, у тех, кто принимает его ради выгоды, а у обойденных лишний раз вызывает чувство неудовольствия.

     Говорить ли, наконец, о способах материального обеспечения нашего приходского духовенства, к которому несправедливость в этом отношении простирается до последней степени. Самый маленький работник в государственной машине за свой труд получает вознаграждение без унижения своей личности; между тем священник целые века, как последний нищий, протягивает руку для своего пропитания, в прямой ущерб своему авторитету. Что было естественно и благообразно в древние времена при простоте вообще человеческих отношений, то неудобно и вредно в настоящие времена, во многом изменившиеся... Давно пора заменить этот отживший свой век способ обеспечения духовенства другим, который не унижал бы личность и не возмущал бы чувство молодого, только что вступившего на должность: пастыря. Доброе начало положено в этом направлении, необходимо закончить это дело вполне и всех священно-церковно-служителей обеспечить жалованием. Скажут: а где взять на это средства? Найдутся, должны быть найдены, коль скоро они находились для винных лавок, вообще для оборудования винной монополии. Несомненно, что существующий способ обеспечения нашего приходского духовенства многих достойных юношей удерживает от пасторства и толкает в сторону светской службы. Только безвыходность положения принуждает многих наших семинаристов принимать священный сан и, скрепя сердце, мириться с существующим способом материального обеспечения приходского духовенства в надежде на лучшие времена.

     Все указанные причины действуют удручающим образом как на юношей духовного сословия, сознательно относящихся к избранию жизненного поприща, так и на само духовенство, испытывающее всю тяжесть своего положения и не желающее ставить в него своих детей. Отсюда — искание новых путей жизни и деятельности.

     Но есть и еще обстоятельства, которые наводят молодежь духовного сословия на тяжелые размышления и удерживают от священнослужения. Это, во-1-х, разительный факт уклонения от пастырского служения нашего высшего сословия, и, во-2-х, неприязненное отношение к духовенству пишущей братии вообще (за немногими исключениями).

     Если Православие есть краеугольный камень исторического самобытного существования русского народа, если вера православная спасала русский народ в годины бедствий и искушений и есть вообще та живая вода, без которой не может существовать и развиваться русский народ, как самобытный организм? то ясно, что пастыри церкви, как носители Православия и как представители православно-русского народа, должны бы быть почетнейшими по своему положению. и вступление в их ряды следовало бы считать делом счастливым и завидным. Все лучшее по образованию и воспитанию, цвет, так сказать, русского народа должен бы наполнять ряды духовенства. А между тем наша аристократия упорно уклоняется от священного сана; князей и графов и вообще сынов благородного дворянства не видно в рядах служителей алтаря. Скажите, почему это? Правда, встречаются лица из этого сословия в среде нашего монашества; но много ли таких случаев можно указать? А потом: для подъема значения нашего духовенства и дух. сословия, ценнее было бы видеть сынов благородного сословия в рядах белого и приходского духовенства, но не монашества. Если и бывают такие примеры, то как счастливые исключения... Многие, конечно, причины удерживают нашу аристократию от вступления в ряды православного духовенства и от несении Креста Христова к духовному просвещению родного народа, но, несомненно, одною из них нужно признать и то, что Крест сей служит для нее «юродством и соблазном». Да простят мне эти слова правды, сказанные раньше меня нашими архипастырями!... А между тем в лице знаменитого патриарха Филарета Никитича и мученика митрополита святого Филиппа наша аристократия имеет дивные образцы для подражания. Сторонясь пастырского служения, наша родовитая аристократия и к духовному сословию относится свысока, полуснисходительно, полупрезрительно. Для некоторых священник — не желанный гость в доме аристократа, а нечто терпимое, чего избыть по некоторым причинам невозможно; самое наименование его «поп», столь обычное на устах благородного сословия, заключает в себе оттенок неуважительного отношения к этому сану. Есть, конечно, аристократы, уважающие наших пастыреи (вернее — архипастырей), но много ли их?...

     Если отношение благородного сословия к духовенству не может вызывать в нем чувства удовлетворения, то отношение к нему пишущей братии может и должно возбуждать чувство глубокой и острой обиды и горечи. Кому другому, а собратьям-писателям следовало бы быть осторожными в суждениях о духовном сословии, памятуя, что из него вышло не мало двигателей русского самосознания и корифеев русской критической мысли, не говоря уже о других видных и полезных деятелях на самых разнообразных поприщах жизни. Без преувеличения можно сказать, что только ленивый не ругает и не лягает наше духовное сословие и в частности духовенство. Все, что делает это сословие хорошего и достойного внимания, о том известные класс наших писателей хранит глубокое и единодушное молчание, зато о всякой его оплошности и о всяком его промахе, вольном и даже невольном, он «трубит и бьет в литавры» по всей своей линии. Даже великие писатели наши, начиная с Пушкина и кончая Л. Н. Толстым, который особенно поусердствовал, не отказали себе в удовольствии облить помоями наше духовенство, чем подали дурной пример мелкой писательской сошке. Достоевский, нашедший теплое слово для арестантов и падших женщин (за что да будет «память его с похвалами»!), в отношении семинаристов ничего лучшего не придумал, как бросить в них комом грязи, изобразив их в лице Ракитина («Братья Карамазовы»), составляющего отрицательное явление среди семинаристов, типичным представителем которых его признать невозможно.

     Непонятно, чем питается такое отношение к дух. сословию, но не добрым чувством оно вызывается и влияет на это сословие, особенно его молодежь в дурную сторону. Согласитесь; ведь для вас будет неприятно, если окружающие вас люди будут указывать на вас пальцами, отпуская при этом по адресу вашему еще и не лестные замечания. И все это делается тогда, когда, с другой стороны, вы слышите многовещательные рассуждения о святости и величии пастырского служения, о великом жизненном значении для русского народа Православия и Церкви и т. п.

     Невольно возникает мысль: да не ложь ли эти речи? Да верят ли у нас в Православную Церковь, её учение и установления? Невольно закрадывается сомнение о сем, невольно развивается скептицизм и в дух. сословии к пастырскому служению, и от него бегут в сторону и даже «на страну далеча». — В оправдание отрицательного отношения к нашему духовенству, обыкновенно указывают, на наличность в его жизни и деятельности многих несимпатичных и предосудительных явлений. Пусть так, но, во-1-х, где же таких явлений нет? А во 2-х, одно ли само по себе духовенство виновато в наличности отрицательных явлений в его среде? Самый прекрасный источник воды можно испортить и сделать его воду негодною даже к употреблению, если не будет устроен надлежащий сток для излишней воды. Вот почему люди, дорожа хорошей питьевого водою, не задерживают в родниках воды, но, обстроив хорошо родник, прокапывают от него углубление и бежит тогда прекрасный ручей, полезный и для растительности, и для животных, и для людей. Так бы следовало действовать и по отношению к нашему духовному сословию: обставив надлежащим порядком пастырское служению, давать свободный выход из него на все поприща жизни и деятельности тем молодым людям, которые не чувствуют призвания к священнослужению. Между тем устроены перегородки и баррикады, которыми стараются задерживать молодое поколение духовного сословия для пополнения рядов священнослужителей, воздают какую-то монополию в пасторстве, как будто ряды духовенства невозможно пополнять другими элементами народа, вполне годными для пасторства. Если в роднике оказывается недостаточно воды, то не заграждают его ручей, а углубляют и разрывают самый родник, который и дает из недр земли приток свежей и здоровой воды в изобилии. Недра нашего народа тоже богаты здоровыми силами, и в этих недрах можно найти обильный источник для удовлетворения нужды в кандидатах священства. Такой способ пополнения и обновления рядов духовенства был бы весьма целесообразен, потому что открывал бы доступ к пасторству лицам с призванием, что весьма важно для самого дела пасторства. Существующий же способ привлечения к пастырскому служению не достигает благих целей, потому что многие лица все-таки уходят от пасторства принимают же его боль-шею частью те из семинаристов, которым ничего лучшего в смысле выгоды не представляется. Здесь уже о призвании речи нет. В убытке, таким образом, остается пастырское служение и русский народ, так нуждающийся в умелом руководстве на пути религиозно-нравственного просвещения.

     Итак, что же? Упрекать ли наших семинаристов и кандидатов духовных академий за их уклонение от пасторства? Нет, наоборот, если вдуматься в современное положение нашего приходского духовенства и беспристрастно обсудить все неудобства и тяготы его правового положения и вообще существования, то придется удивляться, как еще находятся из их среды лица, которые берут на себя смелость принимать священный сан и с достоинством и честью несут знамя пастырского служения в рядах нашего белого духовенства.

К. Баршевский.