Записка думского духовенства

     В сентябрьской книжке приложений к новому журналу «Русская Будущность» напечатана полностью записка думского духовенства, поданная синодальному обер-прокурору А. Д Самарину 4-го августа сего года. Об этой записке уже говорилось в повременной печати, но в полном виде она опубликована до сих пор не была.

     Между тем, она представляет, несомненно, явление, заслуживающее общественного внимания. В предисловии к изданию записки редакция «Русской Будущности» справедливо говорит, что нынешний «сдвиг жизни проник во всю толщу народную, и немолчное требование живого движения вперед, к устроению и упорядочению жизни, к свободному развитию всех сил и способностей стало раздаваться даже в среде тех, кто вынужденно и задавленно молчал, не смея подать своего голоса, и либо молча и тяжко скорбел, либо отчаивался и, вместо дела, лишь давал вид работы и внешнюю форму исполнения своих обязанностей. Одним из весьма сильных и убедительных признаков новых движений и требований в русской жизни является записка думского духовенства. Духовенство богато представлено в России, ибо числит в своем составе свыше 40,000 человек одних только священников. Духовенство богато представлено в Государственной Думе, ибо она считает в составе своих членов свыше 50 священников. Но до сих пор о нуждах церковных, о необходимых реформах, о тех тяжких установившихся порядках и обычаях в церковном управлении, в строе церковно-общественной жизни, которые омертвели нашу религиозную жизнь и совершенно заглушили развитие жизни церковно-общественной, говорили только светские люди. Весьма мало и весьма робко с думской трибуны и в печати звучали «голоса священников и еще реже — голоса епископов». Общий сдвиг русской жизни заставил зазвучать и эти голоса.

     В своей записке думские священники прежде всего заявляют, что они говорят не от лица отдельных единиц. «Это — думы и взгляды не отдельных лиц, а всего думского духовенства в полном его составе. Следовательно, они могут служить отражением взглядов и всего русского православного духовенства».

     Затем авторы указывают и на серьезные причины, побудившие их к выступлению, «что наша церковная жизнь идет не вполне нормальным путем, об этом едва ли нужно и говорить. Не только в образованных слоях, но и в сфере простого народа, искони бывшего верным началам православия и церковности, замечается ныне охлаждение к церкви, оскудение религиозного духа или же увлечение сектантским лжеучением, так широко распространяющимся в последние годы по лицу земли русской, а в связи с этим идет и понижение нравственной жизни. Авторитет духовных пастырей как будто падает все больше и больше, так что даже самые лучшие, самые энергичные из них иногда в бессилии и как бы в отчаянии опускают руки.

     Все это — и падение веры и нравственности, и ослабление пастырского авторитета, — есть результат сложных и многочисленных причин, выяснить которые в настоящую минуту едва ли возможно. Следует только сказать, что вина здесь не всегда падает на само православное духовенство, которое бессильно противостоять растлевающему духу времени, особенно при тех условиях, при которых ему приходится совершать свое великое дело.

     Но мы далеки от безнадежного отчаяния, — заявляют думские священники: православная церковь существовала и будет существовать вечно. «Нужно только воздвигнуть достойных делателей». Об этих делателях и говорит далее записка, на первом плане выдвигающая больной вопрос о духовном образовании.

     Прежде всего, — говорит она, — для церкви нужны пастыри с достаточным образованием, с широким пониманием задач времени и нужд церкви. Время ныне таково, что в образованных пастырях нуждаются не только культурные слои общества, но и сельское население. Контингент пастырей без достаточного образования сослужил церкви плохую службу: он в значительной мере уронил авторитет пастырей в глазах пасомых. Должная постановка образования в духовно-учебных заведениях составляет одну из важнейших задач, налагаемых положением вещей на наше время. Многое в наших духовных школах нуждается в улучшении, искривлении и дополнении, а главным образом в повышении уровня как общего, так и специально-богословского образования. Православное духовенство со скорбью смотрит на возникающие ныне попытки понизить уровень духовного образования и внести так называемый фельдшеризм в пастырскую жизнь. Было бы большой ошибкой суживать даже и общеобразовательный курс. Может быть, в духовных школах по уставам 1869 и 1884 годов и были довольно крупные недостатки, касающиеся главным образом воспитательной стороны, но эти школы давали солидное общее образование это видно из того, что в светские высших учебных заведениях студенты-семинаристы оказывались наиболее трудоспособными, деловитыми и успевающими.

     Поэтому, разорять в духовной школе то хорошее, что в ней было и есть, будет великим грехом. Общий голос духовенства таков, что в духовно-учебных заведениях общеобразовательный курс не должен быть понижаем; следует только устранить в них недочеты в воспитательном отношении и внести тот живое дух религиозного воодушевления, который так необходим для пастырского служения... Многих пугает то обстоятельство, что воспитаннике духовных семинарий с законченным общим образованием оставляют путь пасторства и бегут в светские высшие учебные заведения. Но пугаться здесь нечего: и пусть бегут; из этих беглецов все равно не вышло бы добрых пастырей. Да и никакие принудительные меры не остановят этого бегства. Если будет закрыт доступ в светские учебные заведения из семинарий, то духовенство будет тянуться изо всех сил и воспитывать своих детей в гимназиях. Любопытный факт: даже епископы из вдовых священников в большинстве случаев воспитывают свояк детей в светских учебных заведениях: видно, очень и очень не сладка доля пасторства. Теперь уже приходится отказаться от мысля пополнять ряды пасторства только духовным сословием: следует широко растворить двери духовно-учебных заведений и для иносословных воспитанников».

     Что касается высшей духовной школы, то, по мнению думского духовенства, необходимо более широко раскрыть вообще её двери. «Запрос на лиц, получивших высшее духовное образование, с каждым годом растет все больше и больше. Студенческий состав духовных академий покрывает нужду в замещении преподавательских должностей только в одних семинариях и духовных училищах. Но в скором времени потребуется значительное число штатных преподавателей и для епархиальных женских училищ и училищ духовного ведомства. До сих пор здесь, вследствие недостатка обеспечения, были по преимуществу только временно приглашаемые преподаватели из других учебных заведений. В 1914 году в Государственную Думу внесен законопроект о повышении содержания преподавателей женских училищ духовного ведомства и епархиальных училищ; можно быть уверенным, что этот законопроект будет одобрен, так как он уже принят комиссиями по народному образованию и по делам православной церкви. А это естественно повлечет за собою замещение преподавательских должностей штатными лицами, что потребует большого числа лиц с академическим образованием. Затем, в прошлом году был проведен закон об увеличении содержания епархиальных и уездных наблюдателей церковно-приходских школ, при чем для уездных наблюдателей с высшим образованием установлен повышенный оклад содержания; понятно, что и на эти должности потребуются сотки лиц, окончивших курс в духовных академиях. Наконец, быстрей численный рост средних светских учебных заведений, как мужских, так и женских, выдвигает нужду в большом числе подготовленных законоучителей с академическим образованием. А между тем, в нынешних духовных академиях число студентов крайне ограничено; в столичных оно редко доходит до 240, а в провинциальных только до 160. В сравнении со светскими высшими учебными заведениями, где состав слушателей исчисляется тысячами, число студентов в духовных академиях должно быть признано прямо таки ничтожным... В виду этого настает неотложная нужда в увеличении числа студентов в существующих академиях до той нормы, которая вполне отвечала бы запросам жизни. Для этого нужно, во-первых, отказаться от той статьи академического устава, по которой все студенты должны помещаться в общежитии; жизнь показала, что интернаты при академиях совсем не оправдал возлагавшихся на них надежд... Во-вторых, нужно всевозможно облегчить семинаристам и духовным лицам доступ в академии, путем, например, уничтожения вступительных экзаменов и допущения в состав студентов лиц, окончивших семинарию по второму разряду. В светские учебные заведения допускаются все удовлетворительно окончившие курс гимназий и реальных училищ, и это вовсе не сопровождается нежелательными последствиями. Все малоспособное, бездарное и ленивое само собою отпадет в течение академического курса, если только в духовных академиях не будет излишней снисходительности и слабости».

     Относительно духовного воспитания записка заявляет, что воспитательная часть в духовной школе поставлена всего слабее. «Нынешние семинарии не умеют привить своим питомцам искренней веры и сердечной любви к церкви. Главная причина этого лежит, впрочем, не в самой школе; она всегда отражает дух и настроение общества; справедливо говорят, что каково общество, такова и школа. Но значительная доля вины падает и на самую школу. Из многих недостатков духовной школы следует, прежде всего, указать на неудовлетворительный подбор начальственных руководителей школы, которые по преимуществу вербуются из монашеских лиц, в большинстве случаев молодых и малоопытных в педагогическом деле... Чтобы уметь начальствовать, нужно научиться быть подчиненным, — эта ходячая, но глубоко справедливая истина не применяется к жизненной карьере только тех лиц, которые при посвящении дают обет полного послушания и отречения от собственной воли. Можно указать сотни случаев, когда монах, почти только что сошедший со студенческой скамьи, в 25-26 лет назначается смотрителем училища или инспектором семинарии... К счастью, ныне законодательным путем установлен определенный стаж для занятия административных должностей в духовной школе; но худо то, что и теперь допускается в этом случае применение закона совсем не «по нужде». Быстрое административное возвышение молодых монахов сопровождается великим вредом и для духовной школы, и для самого монашества, и для общей церковной жизни... Вред для духовной школы от назначения молодых администраторов заключается в том, что такие администраторы в большинстве случаев оказываются малоопытными и в деле управления, и в деле воспитания, вследствие чего их нравственный авторитет в школе не всегда стоит высоко... Но это не самое главное; часто и вообще неопытный в административном и воспитательном деле молодой монах не прилагает должного старания к своему делу, так как смотрит на школьную службу, только как на временную и переходную ступень к высшему положению; все его взоры обращены на епископство, как на конечную цель своих стремлений... А какой страшный вред для школьного дела происходит от частой смены административных лиц... Всякая смена ведет за собой ломку налаженного обихода. Не таковы, в большинстве случаев, школьные администраторы из белого духовенства: они служат на одном месте десятки лет; искать большого и лучшего им нечего; они должны работать изо всех сил, чтобы сохранить только свое настоящее положение. Конечно, есть хорошие школьные администраторы и из монашествующих лиц; отрицать это было бы великою несправедливостью; но нужно признать, что практикующаяся ныне система замещения школьных административных должностей не способствует подбору достойных и право «способных лиц».

     Быстрое движение молодых монахов деморализующе влияет и на самое» ученое монашество, «по наблюдениям лиц, близко стоящих к духовным академиям, молодые студенты редко принимают монашество по истинному сердечному призванию; да и можно ли в 20 лет определить свое истинное и неизменное призвание? Значительная часть молодых людей идет в монахи просто по временному увлечению, которое так свойственно юности и которое затем часто сменяется равнодушием, холодностью и даже отрицательным отношением к монашеским обетам. Но, что всего печальнее, большинство студентов принимает постриг только потому, что поддается соблазну легкого достижения служебных успехов и начальственного положения, принимает не для неба, а для земли, для житейских выгод... Было бы великим благом и для академий и для церкви, если бы совсем была прекращена практика пострижения в монашество на академической скамье и если бы был установлен минимальный возраст для принимающих монашество в 30 лет. Тогда, может быть, мы не знали бы и тех соблазнительных примеров нарушения монашеских обетов, как явного, так и тайного, которые нередко делаются предметом и общественного говора и сообщений в повременной прессе».

     Из ученого монашества выходит русский епископат, — и здесь то связь между формированием первого и порядками вообще церковного управления... Что громадные служебные привилегии, которыми пользуется ученое монашество, могут развивать в них дух самомнения, высокомерия и некоторой гордости, об этом едва ли кто будет спорить. А это плохой путь для подготовления к святительскому служению, которое по самой своей сущности должно быть выражением смирения, любви, доброты и снисходительности. С душевной тугою и после долговременных колебаний думское духовенство решило коснуться тех ненормальных отношений, которые замечаются между правящим и подчиненным духовенством, между епископами и приходскими пастырями. Русское духовенство веками воспитывалось в уважении к епископскому сану; оно и ныне проникнуто благоговейным отношением к нему. Но оно не может не скорбеть, когда видит, что епископы поставили себя слишком высоко и далеко от своих соратников в церковном делании, от приходских пастырей. Духовенство не видит отеческого руководительства со стороны твоих владык; оно заменено холодным, чисто официальным и преимущественно бумажным сношением. Часто владыки уклоняются от сношения с пастырями даже и тогда, когда к этому представляется наиболее благоприятные случай. Редко, чрезвычайно редко духовенство видит своих архипастырей даже на епархиальных съездах; а об окружных и благочиннических съездах нечего и говорить... Иногда светское лицо с самым скромным положением пользуется большим вниманием со стороны епископа, чем самый почтенный и заслуженный пастырь. Права священника ничем не ограждены: достаточно словесной жалобы на него со стороны земского начальника или даже станового пристава, чтобы подвергнуться взысканию или переводу в другой приход. И до сих пор нередки случаи, что владыки ставят почтенных протоиереев на поклоны в церкви при полном собрании молящихся или же делают резкие, не сдержанные выговоры пред лицом прихожан... Конечно, не все архипастыри таковы; есть между ними и такие, которые являются истинными отцами для своих подчиненных; к ним и духовенство питает сыновнюю любовь и благоговейную преданность». Оговариваясь, что они чужды и тени враждебности к епископату, думские священники заверяют, что их вышеприведенные слова «есть только выражение сыновней скорби по поводу того, что в отношениях владык к подчиненному духовенству нет той близости, снисходительности и доверия, без которых церковное дело не может идти нормально. Держа духовенство в некотором принижении и отдалении от себя, епископы рубят тот сук, который служит для них опорой. Перечисляя разные злоупотребления епископской властью, записка останавливается особенно на административных переводах с места на место и взысканиях. «Практикующееся в самых широких размерах в некоторых епархиях перемещение духовных лиц из одного прихода в другой является для духовенства великим бедствием: это в конец разоряет и без того скудное хозяйство духовных отцов. Иногда эти перемещения принимают какой-то эпидемический характер: говорят, что в одной епархии за 7 дней перемещено 40 священников; в другой епархии за три года ни одного священника не уцелело на прежнем месте... Великою тяготою сопровождается и административное право заключать в монастырь священников сроком до 2 недель и увольнять за штат в административном порядке... Наконец, духовенству приходится переживать много унижения и страдания от предания суду по самому ничтожному случаю; сплошь и рядом священник подпадает под следствие, навсегда роняющее его авторитет в глазах прихожан, по анонимному доносу и по простой устной клевете. От большой тяготы было бы избавлено духовенство, если бы соответствующие статьи консисторского устава были изменены в смысле ограничения права епископов: 1) перемещать духовных лиц на другое место без суда и следствия, 2) увольнять за штат в административном порядке, 3) заключать в монастырь без суда и 4) предавать суду без достаточных оснований».

     Впрочем, продолжает записка, весь консисторский устав и весь строй консисторской жизни нуждается в неотложной реформе. Почти каждая сессия Госуд. Думы заканчивалась пожеланием немедленной консисторский реформы; ведомство ее обещало, но до сих пор не дало ничего.

     В деятельности приходского духовенства думские священники указывают на тот «печальный факт, что каждый священник в своей деятельности предоставлен самому себе, не находя нигде поддержки и должного руководительства, Его приниженное положение и вечная боязнь административной кары парализуют его энергию, его самодеятельность. Пастырское дело — дело живое, творческое; оно не может созидаться рабами, людьми приниженными и лишенными самостоятельности. Жизнь идет вперед, предъявляет все новые и новые требования, а мы как бы замерли в одном положении, выполняя по силе своего разумения традиционное дело. Нет здесь творчества, нет никакого взаимного обсуждения пастырских нужд и средств к лучшему осуществлению пастырских целей. Даже и дозволенные Св. Синодом пастырские собрания духовенства ныне почти всюду прекратились чаще всего по несочувствию к ним епархиальных епископов. Пря этих условиях пасторство никогда не будет удовлетворять требованиям, предъявляемым жизнью. Нельзя не пожелать, чтобы, во-первых, время от времени собирались съезды депутатов духовенства от всех епархий для обсуждения разнообразных пастырских вопросов выдвигаемых текущею жизнью, как это уже практикуется в отношении о.о. законоучителей. Во-2-х, следует расширить полномочия епархиальных съездов, не ограничивая их компетенции только вопросами материального характера; пусть духовенство получит право заниматься на них обсуждением и таких вопросов, которые имеют прямое отношение к пастырскому служении, не стесняясь при этом заранее составленною епархиальным начальством программою. Бояться излишнего свободомыслия было бы странно: епархиальный епископ всегда может закрыть съезд с донесением об этом Св. Синоду, если заметит неблагонамеренное направление в его деятельности. Во всяком случае пересмотр правил об епархиальных съездах представляет дело безусловно необходимое».

     Необходимо внести начало самодеятельности и в местное церковное управление. «Ныне только в редких епархиях духовенству предоставлено право выбора благочинных, а в большинстве случаев они назначаются епархиальным начальством. Выборное начало здесь принесло бы несомненную пользу; тогда установилось бы большее взаимное доверие между благочинными и подчиненным им духовенством, было бы больше мира и любви, духом которой должна быть проникнута вся церковная жизнь. Кроме того, при этих выборах выдвигались бы на вид наиболее способные и энергичные священники, о которых епархиальная власть не всегда может быть осведомлена. По тем же основаниям духовенство желало бы, чтобы и члены консистории были избираемы духовенством на определенный срок; это несомненно привело бы к устранению прискорбной розни и того недоверия, которое часто имеет место в отношении духовенства к консистории и ее членам».

     Далее записка говорит о допущении в состав Синода лиц белого духовенства и созыве церковного соборов, допущение в Синод белых, священников, «не представляет ничего незакономерного и нежелательного» с точки зрения существующих узаконений и прошлой практики. «Нельзя ничего возразить и против целесообразности подобного допущения. Присутствие в Св. Синоде наиболее почтенных протоиереев не только не унизило бы, а напротив, возвысило бы авторитет Св. Синод в глазах духовенства и усилило бы доверие к его деятельности, так как участие в этой деятельности принимали бы лица, непосредственно знакомые с положением приходского пастыря». Думские священники только выражают пожелание, чтобы в Синод допущены были «заслуженные протоиереи, сами прошедшие тяжелый путь» приходского служения. О созыве собора думское духовенство полагает, что может быть, переживаемое нами время, помимо страшных военных событии, представляет не вполне благоприятные словим для плодотворности деяний собора; но ход современной церковной жизни, обнаруживающий так много ненормальностей, настоичиво выдвигает нужду в соборе.

     Есть масса самых существенных вопросов, которые, так или иначе, но должны быть разрешены в самом ближайшем будущем. Все, например, говорят о желательности построить церковную жизнь на канонических началах; конечно, к этому нельзя не стремиться, потому что только тогда церковь освободится от всякого произвола, от всякого влияния случайных обстоятельств. Но жизнь так осложнилась, так разошлась с требованиями канонов, что возвратить ее к этим требованиям для многих кажется почти невозможным. Этот кардинальный вопрос может быть разрешен только собором. Но собор внесет мир и удовлетворение в среду членов православной церкви только тогда, когда к участию в заседаниях собора будут привлечены не одни только епископы, но и миряне и даже духовенство. В противном случае, соборные определения будут пререкаемы не только людьми, враждебными церкви, но и ее искренними сторонниками, а чрез это авторитет епископской власти еще более пошатнется. Каковы бы ни были канонические постановления о составе поместного собора, но жизнь предявляет определенные требования; она настойчиво указывает на необходимость участия в соборе не одной правящей иерархии, а и других членов православной церкви».

     Переходя к приходскому вопросу, записка настаивает на его чрезвычайной важности. «Народ все больше и больше удаляется от церкви и храма; нужно во что бы то ни стало достигнуть того, чтобы храм стал близким и дорогим для сердца верующих прихожан, достигнуть того, чтобы прихожане были заинтересованы в ходе церковных приходских дел и стали считать их как бы своими собственными. К этому и должна привести реформа прихода». Мы сознаем, — говорят думские отцы, — что это дело вовсе не такое простое, как это кажется многим: тут нужно знать не каноны только, не историю прежнего приходского строя, но самую душу народную. Однако, нужно начать дело хотя бы с самого существенного, а там жизнь поможет разобрать и детали. При этой реформе следует всемерно позаботиться о том, чтобы около приходской церкви было сосредоточено дело народного просвещения и приходской благотворительности.

     Думское духовенство выражает настойчивое желание сохранить тип церковно-приходской школы...; оно глубоко убеждено в том, что если школа выйдет из-под покрова церкви, народ нравственно совершенно опустится и одичает». Что касается благотворительности, то записка заявляет, что только при освобождении приходских церквей от обложений и стороны их сборов откроется возможность развить широкую приходскую благотворительность; а об этом следует особенно позаботиться. Тогда храм явится в глазах прихожан не только местом молитвы но и благодатным сосредоточием любви, милосердия и сострадательной заботы о всех обездоленных. Тогда и авторитет священника возвысится сам собою. Никогда не нужно забывать, что любовь есть душа христианства, по слову И. Христа; «только по тому узнают, что вы мои ученики, если будете иметь любовь между собою». Развитие благотворительности в церковном приходе будет и лучшим средством для борьбы против рационалистического сектантства. В частности в отношении к военному времени, «русскому обществу предстоит беcконечно широкое поле деятельности в деле призрения неспособных к труду инвалидов, которые будут исчисляться, может быть, сотнями тысяч, а также для призрения сирот, оставшихся после убитых воинов. Церковный приход и духовенства не могут оставаться в стороне от этого святого дела; может быть, им придется стать даже во главе его. Но нельзя предоставлять такого сложного дела личной инициативе и собственному разумению каждого отдельного священника, — из этого ничего не выйдет. Поэтому нужно сейчас же, не отлагая дела в долгий ящик, призвать к обсуждению вопроса о призрении инвалидов и солдатских детей как благочиннические съезды, так и епархиальные». Наконец, записка кратко упоминает еще о некоторых назревших церковных нуждах. «Во-первых нельзя не пожалеть о том, что духовенство ныне ограничено в праве участия в земском и городском самоуправлении и имеет здесь только по одному представителю, при том не избираемому, а назначаемому епархиальным начальством... Во-вторых, следует пересмотреть вопрос о сложении сана. Действующие ныне узаконения не вполне справедливы, ибо они носят как бы карательный характер. Удерживать в составе церковного клира репрессиями людей, тяготящихся своим служением, вовсе не значит способствовать благу церкви. Нынешние узаконения, тем более несправедливы, что к сложению сана многие вынуждаются прямою необходимостью, например, нервною болезнью, выражающеюся боязнью брать и выносить святую чашу. 3) Трудно и как бы совестно говорить теперь об обеспечении духовенства, время ныне не таково, чтобы думать о своих материальных нуждах. Но здесь не шкурный только вопрос, а вопрос о влиянии пастыря на своих пасомых; до тех пор, пока существует нынешний ненормальный и унизительный способ обеспечения духовенства, до тех пор не поднимется авторитет духовенства в глазах народа; что было терпимо в старину, то совсем является недопустимым в наше время... А в связи с вопросом об обеспечении легко может быть разрешен и вопрос о пенсиях духовенству, а также о сокращении пенсионного срока с 35 лет до 30 и даже до 25. 4) Нельзя не позаботиться о несчастных вдовах и сиротах духовенства, особенно тех, которые не получают никакой пенсии. Получаемое ими пособие от попечительстве мизерно до ужаса... 5) Можно еще указать на не нормальную постановку миссионерского дела. Институт епархиальных миссионеров, часто не имеющих даже священного сана, представляет собою нечто бесплодное, но во многих случаях вредное. Это скорее обязанность полицейская, чем религиозно-просветительная. Сами епархиальные миссионеры ничего не могут сделать для обращения заблуждающихся, но в то же время они часто тормозят свободную деятельность и энергию пастырей, единственно правоспособных миссионеров в своем приходе».

     Наметив, ряд реформ, думское духовенство, однако, предостерегает относительно способа их осуществления. «Нужна, — говорит записка, — крайняя осторожность в пользовании 65 статьей основных законов при проведении тех или иных уставов и постановлений; не касаясь существа вопроса; мы укажем только на то, что это вызывает некоторое озлобление и противодействие в законодательных палатах и часто ведет не к пользе церковного дела, а ко вреду».

     Записка думского духовенства, со времени её опубликования в печати, естественно, сделалась предметом обсуждения. В петроградском клубе общественных деятелей организована серия собраний для этого обсуждения, Из органов же повременной печати первым откликнулось по существу записки «Новое Время» в статье г. Меньшикова, повторяющего по данному случаю свои старые сетования на падение апостольского духа в русском священство. Записка думского духовенства, — заявляет Меньшиков, — произвела на меня весьма отрицательное впечатление. Сами думские отцы свидетельствовали: о падении церковности, религиозности, об упадке церкви. Вы ждете со стороны иереев-законодателей какого-нибудь законопроекта о коренной и глубокой реформе церкви... Ничего подобного в записке думского духовенства нет. Знаете, что, по мнению думских батюшек, прежде всего нужно для церкви? Прежде всего нужны пастыри с достаточным образованием, с широким пониманием задач времени и нужд церкви». Обратите внимание: нужны пастыри не глубоко верующие, не вдохновенные апостольским служением своим, а только лишь «с достаточным образованием», притом — светским.

     Нужны, видите ли, священники интеллигенты «с широким пониманием задач времени».

     Но позвольте, какие же у церкви могут быть задачи времени? У церкви могут быть только вечные задачи отличающие ее от всех земных учреждений. Задача церкви — раскрытие и осуществление в этой земной жизни вечного царства Божия, царства правды, которая не изменяема и неподвижна. Сколь широко или сколь узко ни понимайте «задачи времени», они не имеют ничего общего с теми задачами, для разрешения которых Христос послал учеников своих проповедовать Евангелие «по всей земле». Став на такую, заранее предвзятую точку зрения, при этом извратив отчасти и самый тезис думской записки о достаточном образованнее (записка вовсе не требует образования непременно светского), г. Меньшиков уже беспрепятственно продолжал критиковать «первое положение» думской записки.

     «Вот центральное или во всяком случае первое место записки думского духовенства. "Прежде всего обеспечьте духовенству не духовное, а мирское образование", т.е. другими словами мирское миросозерцание, и тогда будто бы авторитет пастырей повысится в глазах пасомых. Очевидно, батюшки хлопочут о подъеме не духовного, а мирского авторитета их, Но какое же дело религиозным людям до мирского авторитета своих священников? До их богатства и т. п... Для религиозных людей авторитетнее в духовном смысле какой-нибудь нищий и невежественный старец, отшельник, подвижник? которых еще при их жизни и народ, и даже образованное общество признают святыми... При абсолютном отсутствии светской школы, но при наличии праведности и апостольского духа самые, что ни на есть, темные простенки достигают громадной авторитетности в глазах верующих. и не одного простонародья. К ногам братцев, как и к ногам совершенно невежественных вероучителей старообрядческих и сектантских, народ охотно несет и достатки свои, и сиротскую (религиозно) душу свою, и плачущее о правде сердце, — а чем образованнее священною, чем академичнее он, тем холоднее в отношении к нему и простонародное и общественное сознание». Ясно, — (заключает Меньшиков из этих парадоксальных положений) — что «этот первый пункт записки думского духовенства до крайности шаток. Вовсе не это главная язва церкви».

     В чем же язва? Да именно в том, — говорит Меньшиков, — что священники мечтают о светской карьере для своих детей и жалуются на несладкую долю пасторства. «Как будто Христос посылал в мир своих апостолов для сладкой доли! А ведь на батюшках наших лежит не иное какое, а именно апостольское призвание... Вот тут то и сказалось глубочайшее падение понятий о своем пастырском долге среди даже той полусотни священников, которых народ послал в Гос. Думу для законодательной работы. Тут то и сказалось, до какой степени «достаточное общее образование уронило критерий священства в понимании самих священников. Батюшки требуют духовной школы, которая подготовляла бы к повальному бегству поповичей из своего родного священнического сословия. Требуют школы, как моста, помогающего выбраться духовенству из своего социального, тысячелетиями сложившегося положения... Духовенство у вас никогда не поднималось до высоты того могущества, каким пользовалось на католическом Западе. Наше духовенство не блистало образованностью и богатством, оно всегда жило подаянием верующих, как это было установлено со времен апостольских и подтверждено вселенскими соборами. Социальное положение духовенства всегда было незавидное, но подобного, как теперь, распада целого сословия, подобного систематического бегства его из своей профессии не знает и наша история. Над этим грозным вопросом думскому духовенству следовало бы глубоко поразмыслить. но почтенные батюшки ничто иного не придумали заявить власти, как поощрительное: "бегут и пусть бегут!"».

     Разложение церкви, — резонирует г. Меньшиков, — началось у нас очень давно, и окончательных удар русскому духовенству нанесла именно либеральная духовная школа, облегчавшая поповичам переход в светскую высшую школу. «Старинное русское духовенство, как ни плохо ему жилось, все-таки крепко держалось Престола Божия. Оно служило ему как еврейские левиты, с наследственною верностью. Это были потомственные дворяне церкви и до известной степени гордились своим званием. Гордились потому, что веровали в Бога и в свое апостольское посланничество в мир. Они верили в свою свыше данную власть “вязать и решить” грехи всех остальных людей, не исключая сановников и царей. "Пока в душе темного духовенства держалась евангельская простота, пока держался благородный идеализм веры, они охотно терпели и материальные лишения и общественные иногда унижения, памятуя, что Христос был еще более нищ и унижен. Но вот, когда иссякла вера и погас священный идеализм, — наши батюшки сразу увидели себя в невыносимом положении. Помилуйте, они всего лишь пожалованные почетные граждане наравне с курьерами и почтальонами! Они не обезличены ни такими окладами, ни такими пенсиями, как их братья, пошедшие в чиновника! О генеральских чинах им и мечтать нечего, о генеральских орденах тоже. Словом, пастырская доля сразу стала казаться несладкой и совсем постылой. Бежать! Куда угодно в провизоры, ветеринары, в акцизные чиновники, только бы не попасть под апостольское рукоположение... Под предлогом разговоров о судьбе церкви и веры в записке идут тягостные вымогательства лучшего материального положения, содержания, пенсий, доходных мест... Под 200-летним растлевающим влиянием немцев идеал наших батюшек сложился такое: устроиться на манер немецких пасторов. Но разве вы не видите, что пасторы у немцев есть, а христианства уже нети? Его действительно у них нет, ни в общественном миросозерцании, ни в душе народной, освобожденной от совести. И христианство у них исчезло как раз к тому времени, когда вполне обеспеченный пасторам превратился в общественного паразита с высшим и самым либеральным богословским образованием». «Православной России, заключает Меньшиков, такого пастората, мне кажется, не надо».

     Так известный публицист ушатом холодной воды с прибавкой грязи встречает выступление думского духовенства, вкладывая в него смысл, какого в нем вовсе нет. Но общество, конечно, отнесется вдумчивее к этой первой попытке русского священства заявить о своих правах на участие в церковном устроения, и не пойдет по пути огульных осуждении и общих фраз, красивых но не убедительных. Записка думского духовенства, несомненно, вызовет еще не мало откликов в печати и обществе, более справедливых и солидарных с точкой зрения её авторов.

Б. В-ский.