«А я знаю, Искупитель мой жив... и я во плоти моей узрю Бога» Иов 19:25-27

С Иова 19:25-27 начинается текст монументальной надписи, текст точный, торжественный, где каждое слово носить отпечаток лапидарного стиля. В начале выразительное: знаю.
Я знаю: Иов выражает не просто желание или надежду, но уверенность: возвещаемое им является для него решительно неоспоримым, он совершенно убежден в истинности догмата, который произносят уста его. — Он тот час возвещает первый предмет этого достоверного знания: Искупитель мой, goali, «мой Гоел, мой Отмститель».

При очень первобытном социальном строе, в котором жили кочевые пастушечьи племена и который существует еще и теперь среди арабов, располагающих свои шатры в пустынях Синая, никакой общественный авторитет не гарантировал справедливого наказания убийц, жертвами которых могли быть члены племени. При отсутствии общественных властей, производство суда лежало на обязанности семьи; традиционный закон, опасный, но полезный, и во всяком случае строго соблюдаемый, устанавливал таким образом порядок этих возмездий: сын должен был отмщать виновному за смерть своего отца, а за неимением сына, эта обязанность переходила к ближайшему родственнику. Со дня, в который известный человек принимал на себя эту священную миссию, он становился гоелом умершего. Страна знала его, а предания, всегда почитаемые, как и мнение его соотечественников, поощряли его и поддерживали при исполнении своей задачи (Ancessi, ор.сit., р. 124).

Ему принадлежало право отмщать не только за убийство, но и за честь, имущество и т. п., — требовать суда и даже, в известном пределе самому производить его. (См. Лев. XXV, 25; Числ. XXV, 19; Втор. XIX, 6, 12; Pyф. III, 13 и IV, 4-6). У евреев это первобытное право значительно было ограничено законом Моисеевым, но следы и особенно сама идея его сохранились. Сам Бог был Гоелом еврейского народа (Ис. XLI, 14 и т. п.). Он отмщал за него в Египте, обещал мстить всегда за его притеснения (сл. Исх. VI, 6 и XV, 3; Пс. LXXIV, 2; LXXVII, 16; Ис. XLIII, 1). Господь является также судьей и отмстителем всех притесняемых. (Сл. Пс. CXVIII, 154; Плач. III, 58.) Сам Иов, в своей скорби, в XVI, 19-20, уже делал намек на своего гоела, и теперь он снова приводит его себе на память. Продолжение текста подробно изъясняет, кто этот Мститель Иова.

Жив. Он — Живущий; это — Сам Бог. Часто встречаются в Библии подобные формулы: «Жив Бог», Ис. III, 10; Пс. XLI, 3; «жив Елогим», Втор. V, 23; I Цар. XVII, 26, 36; «жив Иегова», Суд. VIII, 19; I Цар. XIV, 39, 45. Но здесь формула представляется с степенью более высшего утверждения: «я знаю, что мой Гоел жив». Некоторые из отцов и толкователей склонны видеть в этом Отмстителе Meccию-Искупителя. «Преимущественно, говорит Le Hir, как будущий Мессия Господь облекается этим качеством гоела по отношению к народу. То же должно сказать и в применении к этому, месту кн. Иова. Иов знает, что Господь есть праведный судья всех людей и отмститель притесняемых, но он рассматривает Его преимущественно, как Meccию, или, если угодно, как бы до Его пришествия, когда говорит, что Он станет последним над его перстью.» В момент, когда говорит Иов, его гоел жил лишь в Своей божественной природе. Но обелиск, который Иов желал воздвигнуть, должен был просуществовать несколько веков, и в известный момент таинственный смысл слов, которые Св. Дух внушает Иову, станет следующим: «мой Искупитель сделался человеком, умер, воскрес, и я знаю, что теперь Он жив». Должно заметить, однако, что это отождествление гоела и будущего Мессии представляет лишь отдаленный вывод, извлекаемый отцами, но не вытекающий с необходимостью из самого текста. Здесь, как и в других речах, Иов имеет в виду лишь Eloach, Бога, Который его испытывает, и Который должен некогда судить его. Буквальному, Гоел есть, следовательно, просто: Бог.

Я в последний день. По-еврейски: veacharon hal-hafar iaqoum, «и последний станет над прахом». Бог назван последним, т. е. Тем, Который переживет, всех. У Исаии читаем: «Так говорит Господь, Царь Израиля, и Искупитель (goel) его, Господь Саваоф: Я первый, и Я последний (acharon)», Ис. XLIV, 6. Под прахом разумеется персть могилы, XX, 11; XXI, 26; Пс. XXXIX, 10. Господь станет здесь, чтобы выполнить Свою роль Гоела по отношение к Иову, но только в конце, в день всеобщего суда. Тогда Он восстанет, как свидетель или судья, явится в Своей силе и Своем могуществе, стоящем выше смерти, попирая ногами персть могилы, восстанет, чтобы оживить снова эту персть и присутствовать при всеобщем суде, воздающем каждому по делам его.

Восставит из праха распадающуюся кожу. В еврейском оригинале эти слова представляют первое полустишие стиха 26-го. Перевод русской Библии не близок к подлиннику. По-еврейски: veachar hori niqfou-zoth. Слово achar означает «позади», «за» и может прилагаться ко времени или месту. Achar hori собственно означает: «за моей кожей», подобно тому, как говорят например: «за решеткой, за окном». С первого раза представляется мало естественным принимать предлог в смысле времени: «после моей кожи, когда моей кожи не будет более». С изменением масоретского акцента, слово может стать также союзом: «после того, как». Niqfou стоит в пиэл от naqaf, эта форма пиэл встречается лишь у Исаии, где глагол имеет значение «срубать», в форме кал он всегда имеет смысл «окружать». Кал встречается с этим значением в 28 местах Писания: Ис. XXIX, 1; Пс. (евр.) XVII, 9; XXII, 17 и т. п.

Из плоти моей я увижу Бога. Это — второе полустишие стиха 26-го по еврейскому оригиналу (в рус. Библии начало 26 ст.); оно начинается словом mibsari, в котором частица mi играет важную роль для понимая стиха; она имеет смысл исходного пункта. Сообразно с значением, приписанным предшествующим словам, допускают два различных перевода этого места. 1) Перевод рационалистов и большей части протестантов: «после моей плоти, так сраженной, и свободный от моей плоти я увижу Бога» (Делич), или: «когда эта кожа распадется на куски, лишенный моей плоти, я увижу Бога» (Ренан). — 2) При другом толковании дают niqfou смысл формы кал и сохраняют за предлогами их самое обыкновенное значение: «За моей кожей, восстановленной вокруг этого тела, я увижу Бога». Некоторые новейшие толкователи находят полезным сблизить этот стих со следующим местом кн. Песни Песней II, 9: «Вот он стоит за (achar) стеной нашей, выглядывает из (тiп) окон, мелькает сквозь ((тiп) решетки». Смысл выражения Песни Песней неоспорим: «видеть из моего окна» никогда, ни на каком языке, не означает «видеть вдали от своего окна»; «видеть из своей плоти» прилагается, поэтому, к душе, снова облеченной в свое тело и созерцающей, как в продолжение этой жизни, сквозь органы этого тела. Le Hir дает превосходный перевод: «Из этого скелета, снова покрытого своей кожей, из моей плоти, я увижу Бога». Параллелизм двух членов синонимический; он будет антитетическим, но без изменения общего смысла, если принимают пиэл от naqaf в смысле «сражать»: «после того как моя, кожа будет разрушена, из моей плоти, я увижу Бога». Первый стих тогда будет иметь приложение к смерти, а второй — к воскресению. (Lesetre, Livre de Job, 1886, p. 126 — 128). Из представленных двух переводов стиха 26-го второй заслуживает полнейшего предпочтения и лишь один может быть признан правильным. В пользу его говорят не только грамматика, но контекст и общий смысл всего места. Если бы Иов не возвещал здесь своей веры в воскресение тела, то сама торжественность тона и святой энтузиазм этого места были бы необъяснимыми.

Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его (ст. 27). Этот стих заканчивает надпись. Иов употребляет несколько синонимических выражений, чтобы обозначить полную уверенность, что он увидит Бога в своем воскресшем теле. Эта надежда утешает его, несмотря на все несчастья.

Истаевает сердце в груди моей. Ближе к оригиналу: «Мои внутренности истаивают в этой надежде». Род радостного восклицания. «Внутренности», или почки, были считаемы, по еврейской психологии, как бы седалищем чувств самых глубоких и живых, в особенности чувств счастья и радости.

Сл. Пс. XV, 7; LXIX, 4; LXXIX, 26; LXXXIV, 3.

25-27 стихи XIX главы представляют самое важное место всей книги. Иов, в нескольких изумительно сильных строках, говорить о своей высшей надежде. Один из выдающихся французских ученых гебраистов и знатоков Писания г. Le Hir дает следующий точный перевод этих стихов с еврейского:

Да, я знаю, что мой Гоел (Отмститель) жив,
И что Он последний станет над прахом,
И из этого скелета, снова покрытого своей кожей,
Изъ моей плоти, я увижу Бога,
Я сам Его увижу,
Мои глаза Его увидят, а не другой кто.
Мое сердце томится в этом ожидании.

Вот истины, заключающиеся в этом тексте: 1) существование божественного Отмстителя, имеющего еще придти, 2) бессмертие души, призываемой к созерцанию Бога после этой жизни, 3) воскресение плоти, через которую душа должна будет видеть день суда, 4) тождество воскресшего человека с человеком настоящей жизни, 5) уверенность в последнем суде, на котором каждому воздается по заслугам. Между этими пятью заключениями есть одно, — третье, — против которого критики выставляли некоторые трудности. Следующие аргументы с решительностью убеждают нас, что догмат о воскресении тел заключается в рассматриваемом тексте книги Иова: 1. Естественный смысл текста. С грамматической точки зрения, смысл, даваемый предлогам achar и min не только законный, но и естественный, и устраняет с большим основанием переводы рационалистов, внушенные, впрочем, предрассудками экзегеса, а не нуждами грамматики. Английский ученый Cook делает такое важное замечание по поводу текста: «mibsari, буквально: «из моей плоти» может означать: «в моем теле», или «вне моего тела». Каждый перевод оправдывается принципами грамматики; но упоминание о времени (acharon) и месте (hal-hafar) требует личного явления Бога и личной благодарности со стороны Иова. Но по мысли древних, полная личность предполагает жизнь тела» (Dict. of the Bibl. Job, стр. 1089, прим.). 2. Основная идея места по контексту. Иов, осужденный своими друзьями, с уверенностью возвещает, что некогда придет Отмститель, разберет его дело и покажет им, что они несправедливы. Но когда придет этот Отмститель? Он придет не при жизни Иова, как, например, думает Гердер (Poes. des Hebr., I, 9-е dial.), страдалец прямо объявлял, что Он не сделает для него этого, и что у него нет никакой надежды на возвращение жизни, VII, 16; XVII, 1; XIX, 10. Не придет Он также и в конце спора, как заставляет, по-видимому, думать явление Господа вслед за речами Елиуя; у Иова не могло быть мысли о подобном вмешательстве, и если бы он обнаружил подобную надежду, его друзья не преминули бы изобличить его в надменности. Впрочем, мы видели, что Иов допускал, что осуществление его надежды последует лишь после значительно длинного промежутка времени; его Отмститель придет последним, и необходимо, чтобы объявление о Нем св. праведника было увековечено резцом на скале, где могло бы оставаться до дня пришествия Искупителя. Созерцание Бога одной душой Иова, отделенной от его тела, могло ли быть убедительным аргументом против Елифаза, Валдада и Софара? Очевидно, нет. Душа Иова явится перед Богом на первый суд, .который последует за ее отделением от тела: три друга не будут присутствовать при этом суде; эта душа может, после совершенного Meccией искупления, войти в полное и блаженное наслаждение созерцанием Бога: три друга будут ли участвовать в том же созерцании? И если они убедятся в невинности Иова, когда все, вместе увидят Бога, то к чему это желание Иова об увековечении, на особом памятнике, своих слов о божественном Отмстителе? Заметим мимоходом, что ни в каком случае не может быть здесь речи о блаженном созерцании. Иов говорит лишь о том, что он увидит Бога, как Отмстителя и Судью. Остается, поэтому, лишь одно обстоятельство, при котором Иов может увидеть Бога «своими глазами», и где это видение будет служить аргументом для его друзей: это — момент воскресения тел, который будет непосредственно предшествовать последнему суду. Тело Иова будет в могиле, близ нее воздвигнется памятник, свидетельствующий о его невинности. Над прахом могилы восстанет Искупитель, сделавшийся всемирным Судьей; Своим всемогуществом Он возвратит жизнь этому телу, некогда столь много испытавшему, созовет друзей Иова, подобно ему воскрешенных, и наконец произнесет суд. Три друга убедятся тогда, что Иов был невинен и имел право взывать к высшему правосудно. Итак воскресение плоти необходимо предполагается самым объявлением Иова. 4. Древность верования в воскресение. «Надежда воскресения была выражена у евреев как член веры, говорит Делич, лишь после эпохи Соломона.» Это мнение не может быть принято. Аргумент молчания не всегда служит доказательством против существования известного верования. Мы знаем в частности, до какой степени известный экзегес злоупотреблял этим аргументом против мессианской идеи, каждый раз когда она представляется в новом раскрытии. Что касается воскресения, то не точно, что верование в него восходит у Иудеев лишь ко времени Соломона. Когда семейство Иакова пришло в Египет, оно, если и не принесло с собой предания об этом догмате, то могло, по крайней мере, найти его очень ясно обозначенным в Книге Мертвых, которая гораздо ранее Авраама, и на гробницах египтян. Иову легко было, поэтому, в эпоху, в которую он жил, узнать об этом учении; он принял его от предков своего племени, верных хранителей первобытных преданий, он мог заимствовать тоже и из египетских памятников, хотя в его эпоху народное cyeвеpиe несколько уже и исказило эти великие истины. «Между тем как в Нильской долине они скоро облеклись в мифологию и легенды, пастушеские племена Сима сохранили их в простоте первых веков.» Ancessi, Job et Egypt, p. 152. Верование Иова в воскресение плоти нисколько, поэтому, не должно нас удивлять. 4. Традиционное истолкование. Древние переводы, несмотря на трудность места, в сущности передают тот же смысл, что и оригинальный текст. Вот, например, перевод LXX: «Я знаю, что вечен (aennaoV) Тот, Кто должен меня искупит и воскресит anasthsai) на земле мою кожу, терпящую это, ибо от Господа произошли со мной эти вещи, которые я сам знаю, которые мои глаза видели, а не другой кто» (ст. 25-26). Замечателен по своей выразительности перевод Вульгаты: «Я знаю, что Искупитель мой жив, и в последний день я буду воскрешен из земли. Я буду снова одет моей кожей, и во плоти моей увижу Бога моего. Я увижу Его сам, мои глаза Его увидят, а не другой; эта надежда покоится в моей груди». Таргум: «Et postquam inflata fuerit pellis mea, erit hoc: et de carne mea videbo iterum Deo». В Пешито читаем: «Ego scio quod liberator meus vivens est, et in fine super terram manifestabitur, et super cutem meam circumverunt haec et super carnem meam. Si viderint Deum oculi mei, videbunt lumen». Истолкование отцов настаивает всегда на воскресении. Его допускали Климент римский, Ориген, Кирилл Иepycaлимский, Епифаний, Амвросий, Иероним, Августин и др. Доказательства этого древнего традиционного толкования находим еще в надписях и памятниках первых христиан. «Личность Иова была представляема на гробницах христианской древности, как образ воскресения плоти. Все римские памятники, которые воспроизводят его, ранее времени бл. Иеронима, и некоторые принадлежат, по крайней мере, к третьему веку.» Martigny, Diet. des Ant. chret., Job. В этом единодушном свидетельстве древних недостает лишь голоса св. И. Златоуста, Ер. 2 аd, Olymp., и Иоанна Дамаскина, которые, читая текст LXX, гораздо менее ясный, чем еврейский, изъясняли это место в смысле восстановления Иова в состояние его прежнего благоденствия. Первые протестантские экзегеты, вслед за Лютером, видели в тексте упоминание о воскресении плоти. После них то же истолкование разделялось значительным числом протестантских ученых, каковы: Шультенсъ, оба Михаэлиса, Паро, Розенмюдлер; в Англии его защищали Hales, Шмит и в наше время Вортсворт. Заключим словами одного протестантского ученого: «Сомнительное значение некоторых слов текста не может изгладить из этого места учения о воскресении плоти. Иов ожидает для себя последнего явления Искупителя; он знает, что Сам лично должен созерцать своего Бога, что после разрушения своего тела он должен видеть Его очами своей плоти.» Pusey, Lect. of Daniel, стр. 504. (Lesetre, Livre de Job, 1886, стр. 129-131). Таков знаменитый текст, справедливо почитаемый как бы центральным пунктом всей книги. Он заключает «тайну, преобразования, которая происходит (начиная с этого места) в душе св. патриapxa, — изъяснение перемены его сердца, причину его мира и спокойствия. Четыре последних речи, которые он произносит, полны трогательного красноречия, но они не имеют уже тех сильных увлечений, которые характеризуют его первые речи. Вера в будущую жизнь и воскресение как бы сменяет отчаяние трогательной преданностью воле Божьей» (La Bible et les decouvertes modernes, t. III, p. 173,174).

©1902, В. В. Воронцов