Журнал Московской Патриархии 1956 (3)

НОВОЕ КРИТИЧЕСКОЕ ИЗДАНИЕ ГРЕЧЕСКОГО ТЕКСТА НОВОГО ЗАВЕТА*

[* Novum Testamentum Graece cum apparatu critico curavit D. Eberhard Nestle novis curis elaboravit D. Erwin Nestle. 21 Aufl. Stuttgart, 1952.]

 

 

 

В настоящее время христианский мир пользуется в церковно-богослужебной практике и при изложении вероучения тремя видами текста Священных Новозаветных Писаний. Православный Восток принимает с древнейших времен Константинопольский или Византийский церковный текст, который послужил оригиналом для всех переводов православных восточных церквей и в том числе для славянского. Католический Запад со времени Тридентского собора (1546) признает в качестве автентичного {аутентичного} латинский текст Вульгаты, в основе которого лежит перевод блаженного Иеронима. Протестантские религиозные объединения и общества с недавнего времени предпочитают греческий текст критических изданий, построенных на небольшом количестве древних унциальных манускриптов.

Если между Константинопольским церковным текстом и латинской Вульгатой существенных расхождений не наблюдается, то при рассмотрении текста критических изданий выявляется несколько иная картина. Большинство этих изданий предлагают текст, имеющий довольно значительные отличия от текста, принятого нашей Православной Восточной Церковью. С начала текущего столетия в протестантском мире особенно широкое распространение получило издание греческого Нового Завета, подготовленное известным немецким исследователем текста Эберхардом Нестле. Эберхард Нестле впервые выступил со своим критическим изданием в 1898 году и до своей смерти, последовавшей в 1913 году, выпустил 9 изданий. Затем дело его продолжал сын Эрвин, который за последние 40 лет подготовил еще 12 изданий. Издания печатались в разных странах Запада, но большая часть их выходила в Германии. Уже одно количество выпущенных Нестле (отцом и сыном) изданий показывает, что предлагаемый ими текст пользуется огромным доверием в протестантских обществах. С 1904 года это издание принято Британским и Иностранным Библейским Обществом взамен «Textus receptus» и с тех пор легло в основу всех миссионерских переводов, выпускаемых Обществом. Последнее издание (21-е) выпущено Эрвином Нестле в 1952 году в Штуттгарте.

Ввиду весьма широкого распространения этого издания в протестантских странах, а главное, ввиду его значительных расхождений с текстом, принятым на Православном Востоке, мы считаем необходимым подвергнуть его внимательному рассмотрению и оценке* [*Настоящая статья имеет целью, между прочим, дать ответ на те замечания и возражения, которые сделаны некоторыми представителями протестантских кругов на мою статью «К вопросу о восстановлении первоначального греческого текста Нового Завета», помещенную в № 3 «Журнала Московской Патриархии» за 1954 год. Главная мысль оппонентов сводится к тому, что «наиболее совершенным и наиболее точным и близким к первоначальному оригиналу Новозаветных Писаний» является принятый на протестантском Западе «сводно-критический греческий текст Нового Завета» (в изд. Эб. Нестле), так как он построен на «древнейших и авторитетнейших» манускриптах (подразумеваются кодексы Синайский и Ватиканский). Что же касается текста, с древнейших времен хранимого Православной Восточной Церковью, то, по мнению протестантских критиков, этот текст имеет много неисправностей и ошибок и не заслуживает доверия, поскольку засвидетельствован хотя и многочисленными, но более поздними рукописями. Ниже будет подробно показано, почему мы не можем признать «решающего голоса» за несколькими древними египетскими рукописями, положенными в основу современных сводно-критических изданий текста, и отдаем предпочтение «Текстус рецептус», который опирается на авторитет Вселенской Церкви, являющейся единственной истинной хранительницей слова Божия.].

 

I

 

Как видно из предисловия рассматриваемого издания, Эберхард Нестле, выпуская в 1898 году свое первое издание, имел целью вместо широко еще распространенного тогда «Textus receptus» предложить новый текст как результат научных текстуальных исследований XIX века. Поэтому он сознательно отказался давать свою собственную редакцию текста, построенную на субъективной оценке различных чтений, а взял за основу крупнейшие научные издания XIX века: Лейпцигское 8-е издание Тишендорфа (I. 1869 и II. 1872) и английское Весткотта и Хорта (Лондон, 1881 и 1886). Чтобы в тех случаях, когда эти издания разногласили между собой, иметь большинство, он привлек еще компилятивное издание Веймута (Лондон, 1886) и принимал в текст чтения, представленные двумя изданиями. Начиная с 3-го издания (1901) Эб. Нестле обратился вместо Веймута к подготовленному к тому времени изданию Вейсса (Лейпциг. 1894—1900), так что теперь его текст оказался построенным на основе изданий Тишендорфа, Хорта и Вейсса (THW).

Эберхарду Нестле казалось, что сравнение трех важнейших критических изданий XIX века дает текст возможно объективного характера. Однако он сознавал, что этому тексту свойственна известная односторонность, поскольку все три сравниваемые издания покоятся на египетских унциалах, причем Хорт и Вейсс отдавали предпочтение Ватиканскому кодексу, а Тишендорф — открытому им Синайскому. Поэтому Эб. Нестле привел в подстрочном текстуально-критическом аппарате и другие наиболее важные чтения с указанием главных рукописных свидетелей. Так, для Евангелий и Деяний Апостольских он поместил в подстрочнике чтения так называемого «западного» текста, представленные кодексом Безы (D), а также древнелатинскими и древнесирскими переводами и некоторыми папирусами. Понятно, что число таких проблематичных чтений с каждым изданием увеличивалось, и назревала потребность пересмотра некоторых положений. Эб. Нестле намеревался сделать значительную переработку своего издания после появления издания Г. фон-Зодена (1913), но в том же году скончался. Продолжателем его научно-критической издательской деятельности стал сын Эрвин. Последний во время первой мировой войны и в послевоенные годы выпустил несколько изданий, в которых ограничился небольшими улучшениями, подсказанными ему разными лицами.

Более значительной переработке подверглись 13-е (1927), 16-е (1936) и рассматриваемое нами 21-е (1952) издания. Однако и здесь изменения коснулись, главным образом, критического аппарата.

Имеющиеся в последних изданиях некоторые текстуальные исправления совершенно не затрагивают существенных сторон текста и могут быть сведены к следующим пунктам:

1) Упорядочено греческое правописание, которое в первых двенадцати изданиях придерживалось греческих писателей IV—V вв. Теперь оно установлено в соответствии с филологическими данными I века. Улучшения коснулись таких сторон, как: ударение, придыхание, подписная йота, написание с маленькой буквы χριστος но с большой Μεσσια, замена ει знаком ι и др.

2) Произведены изменения в делении текста на отрезки по смысловому значению.

3) Вновь пересмотрены цитаты из Ветхого Завета, напечатанные жирным шрифтом. Семитические слова напечатаны вразрядку.

4) Деление стихов оставлено прежнее (Стефановское), причем начало стиха, где это не отмечено ясно знаком препинания, обозначено особым знаком.

5) В текст введены знаки, которые указывают на чтения-варианты, приведенные в подстрочном критическом аппарате. Знаки имеют особую форму в зависимости от того, какого характера вариант отмечается: вставка, пропуск, замена слов, перестановка и пр.

Таким образом, оставляя текст без существенных изменений, Эрвия Нестле в своих последних изданиях особое внимание уделял упорядочению научно-критического аппарата. Этот аппарат помещен внизу текста и заслуживает особого внимания, так как составляет главное достоинство издания.

Использовав опыт всех предшествующих научно-критических изданий, Нестле в своем аппарате дает ясную и почти исчерпывающую картину истории Новозаветного текста и состояния текстуальной проблемы на данное время. Здесь приводятся все чтения, которые не приняты издателем в текст, но которые представлены известными типами текстов и рецензиями или отдельными древними рукописями. В последнем случае «особое внимание обращается на вновь открытые манускрипты.

При перечислении подкрепляющих чтения свидетельств сначала названы греческие рукописи, затем переводы и в заключение церковные писатели. Поскольку современная критика оперирует ле с отдельными кодексами, но с типами текстов, установленными в результате классификации рукописных источников по степени их внутреннего родства и географической близости, в аппарате с помощью особых обозначений делаются сначала ссылки не на отдельные рукописи, а на целые группы свидетельств или типы текстов. Эти обозначения или сиглы заимствовав ны издателем у Зодена, наиболее полно разработавшего систему типов. Таковы сиглы Н и К, напечатанные жирным шрифтом. Первая из них отмечает Исихиевскую или Египетскую текстуальную форму (В-текст). Вторая (К) обозначает текстуальную рецензию Κοινη или Антиохийскую (А-текст), впоследствии получившую общее распространение. Третья форма текста, обозначенная Зоденом сиглой I и названная Иерусалимской, но больше известная под названием «западного» текста (D-текст), не использована издателем, так как представители ее расходятся и потому они указаны отдельно (кодекс D, древнелатинский и древне-сирский переводы). Для Кесарийского текстуального типа взят главный представитель — кодекс Θ.

Из отдельных рукописей называются только самые древние: важнейшие папирусы, вновь найденные фрагменты майюскулов, известные унциалы — алеф, В, С, D, E, L, Р. Из минускулов упоминаются очень немногие (33, 614) и изредка некоторые лекционарии (39, 47). Порядок свидетельств, приводимых в пользу того или иного чтения, обычно такой: сначала папирусы (Р с нумерами Грегори), затем Н-рецензия или отдельные ее представители, далее К-рецензия и, наконец, прочие свидетели (D, Θ, W, L, 33 и др.)- Обозначения рукописей заимствованы у Грегори. В предисловии издания приводится список важнейших манускриптов (папирусов, унциалов) с указанием древности, названия, места написания и содержания.

После названных типов и отдельных рукописей стоят иногда особые знаки, которые отмечают целые группы свидетельств, не перечисленных в аппарате, но придерживающихся того же чтения. Так, знак рс (pauci) после приведенного свидетельства говорит, что так читают немногие и другие рукописи, не имеющие особого значения. Знак al (alii) отмечает большое число рукописей, принимающих указанное чтение, но относящихся к другим группам свидетельств. Знаки pm (permulti) и pi (plerique) обозначают большинство свидетельств, принадлежащих к данному типу. Знак rell (reliqui) указывает, что данное чтение принимают все прочие свидетельства, помимо названных.

За греческими рукописями следуют переводы. Из числа последних обозначаются только важнейшие, главным образом из латинского и сирийского предания. Египетские приводятся в том случае, когда они отклоняются от Н-рецензии. К ним иногда присоединяются готские и армянские.

Текстуальные свидетельства завершаются ссылками на творения церковных писателей. Как правило называются только наиболее древние церковные писатели или такие, которые имеют чтения, не представленные ни одной значительной греческой рукописью.

После перечисления важнейших рукописных свидетельств, подкрепляющих приведенные в подстрочном аппарате чтения, Нестле называет далее и тех крупнейших из поздних издателей, которые данные чтения предлагают. К числу таких издателей относятся: Тишендорф, Хорт, Вейсс и Зоден. При этом особыми знаками отмечается, какого взгляда придерживался названный издатель относительно того или иного чтения. Так, большая буква Н обозначает, что Хорт принял данное чтение в текст и считал его подлинным. Та же буква Н, заключенная в скобки, указывает, что Хорт отнес чтение к числу проблематичных. Маленькая буква h отмечает такое чтение, которое Хорт отверг, но признавал весьма интересным, и т. д.

Наконец, в аппарате указывается, на основании каких рукописных свидетельств принято в текст то или другое спорное чтение.

Таким образом, критический аппарат издания Нестле дает возможность составить представление не только о всех важнейших разночтениях Новозаветного текста и об их главных рукописных поручителях, но и о мнениях новейших издателей относительно указанных разночтений. В этом заключается несомненное преимущество рассматриваемого издания.

Обращаясь к самому тексту, предлагаемому изданием Нестле, мы должны напомнить, что в протестантских ученых кругах этот текст рассматривается как последнее достижение Новозаветной текстуальной критики и, следовательно, как наиболее близкий к подлинному. Поэтому для лучшего выяснения его научного значения и ценности мы считаем необходимым предварительно остановиться в кратких чертах на современном состоянии текстуально-критической библейской науки на Западе.

 

II

 

Почти все новейшие текстуально-критические построения покоятся на мысли о существовании отдельных «редакций» или «рецензий» Новозаветного текста, возникших в первые века христианства и послуживших исходными пунктами для дальнейшего развития текстуальной традиции в виде генеалогического древа с многочисленными ветвями. Все обилие вариантов в дошедших до нас рукописях объясняется, по мнению ученых, взаимной борьбой текстов этих рецензий. Отсюда главная задача позднейших текстуально-критических исследований сводилась к тому, чтобы реконструировать оригинальный текст каждой рецензии и затем путем сопоставления текстов реконструированных рецензий с привлечением древнейших текстуальных свидетельств (II—III вв.) восстановить дорецензированную форму Новозаветного греческого текста, которая и должна быть первоначальной. Несмотря на огромную работу, проделанную в этом направлении, проблема осталась пока нерешенной, так как изучающие ее оказались несогласными между собой по наиболее важным пунктам. Коренные разногласия обнаружились, прежде всего, в отношении оценки достоинства рецензий; споры вращались вокруг вопроса, какая из рецензий наиболее близко следовала лежащему перед ней первоначальному тексту, списков которого не сохранилось. Отдавая предпочтение той или другой рецензии, ученые выдвигали, естественно, разные типы текста в качестве древнейшего или подлинного.

В последнее время в текстуальной критике оспаривают друг у друга право на первенство или преимущественное достоинство несколько видов текста. Чтобы судить о научном достоинстве выдвигаемых критикой текстуальных типов, нам придется выявить характерные особенности каждого из них.

При рассмотрении типов-текстов мы будем обозначать их заглавными буквами латинского алфавита, как принято большинством новейших исследователей.

А-текст. До второй половины прошлого столетия наибольшим авторитетом пользовался в протестантском ученом мире принятый на Православном Востоке Константинопольский церковный текст. Он обозначается в новейших критических исследованиях как А-текст. Самыми ранними свидетелями его являются древнесирские переводы и цитаты церковных писателей, живших в первые века христианства в Антиохии и вообще в Сирии. Поэтому означенный текст некоторыми учеными именовался «сирийским» или «антиохийским». Со времени Землера (1765 г.) А-текст рассматривался как результат рецензии, предпринятой мучеником Лукианом Антиохийоким († 312). Особенно решительным сторонником такого взгляда выступил Зоден, который присвоил рецензии наименование Κοινη и обозначил ее сиглой К. По мнению этого ученого, текст рецензии Κοινη, или А-текст с IV века постепенно вытеснил все другие- тексты и стал господствующим не только на Востоке, но и на Западе, поскольку послужил основой для Иеронимовского перевода. Представленный огромным количеством византийских рукописей, данный текст известен также под названием «византийского» или «константинопольского».

После изобретения книгопечатания он был воспроизведен в изданиях Эразма (1516—1535 гг.) и особенно наглядно в изданиях Роберта Стефана (1550 г.) и Эльзевиров (1633 г.). По существу во всех этих изданиях мы имеем с незначительными вариациями один и тот же «византийский» или «константинопольский» церковный текст, которому Эльзевиры присвоили название «Textus receptus» и который получил самое широкое распространение в Европе. Со второго издания Эразма (1519 г.) сделал свой перевод Мартин Лютер. Пятое издание Эразма (1535 г.) и построенный на нем текст третьего издания Роберта Стефана (1550 г.) послужили основанием для древнего английского перевода 1611 г. и для последующих английских изданий греческого Нового Завета, начиная с Лондонской Полиглотты (1657—1661). В течение XIX века текст Стефана распространялся через Британские и Иностранные Библейские Общества в сотнях тысяч экземпляров. Изданный Эльзевирами (1633 г.) знаменитый «Textus receptus» господствовал в Европе до второй половины XIX века. С него было сделано наше Московское издание греческого Нового Завета в 1821 году.

С первой половины XVIII века «Textus receptus» начинает постепенно утрачивать свое преобладающее значение на Западе. В текстуально-критической науке, представленной, главным образом, протестантскими учеными, выступает новое критическое направление, которое перестает опираться на церковную текстуальную традицию и ищет первоначальный текст в немногих древних унциальных манускриптах. Так, текст 8-го издания Тишендорфа (1864—1873 гг.), построенный главным образом на Синайском кодексе, в течение многих лет играл роль «Textus receptus» для комментаторов в Германии. Такую же роль приобрел в Англии текст Хорта (1881—1882 гг.), придерживающийся в основном Ватиканского кодекса. Усилия новейшей критики направлены были главным образом на дискредитацию и развенчивание «Textus receptus» или, как его обычно называют позднейшие исследователи, Традиционного текста, принятого Православною Восточною Церковью. В 1891 г. Фр. Скривенер выпустил последнее издание текста Стефана 1550 г., тщательно проверив его и сопоставив со всеми другими главнейшими изданиями (Безы, Эльзевиров, Лахмана, Тишендорфа, Триджельса, Весткотт-Хорта, Ревизованного английского перевода). После этого Традиционный текст или А-текст не издавался и в Германии он был объявлен трупом. В Англии споры о нем некоторое время продолжались, так как на защиту его выступил ряд крупных ученых (Скривенер, Бургон, Миллер, Хоскайер). В начале текущего столетия и здесь рассматриваемый текст был провозглашен большинством ученых мертвым6.

Однако, если новозаветная текстуальная критика так решительно декларировала свои отрицательные выводы относительно А-текста, то до положительного решения основных текстуальных вопросов она была еще очень далека. Нужно сказать, что отвергнутый Западом А-текст надлежащему изучению не подвергался. Характерные для него чтения до сих пор не получили исчерпывающей оценки с точки зрения их прочности на основе данных текстуальной и церковной традиции. Ниже мы возвратимся к этому вопросу и постараемся дать более или менее подробное обоснование преимущественной древности и неповрежденности рассматриваемого текста. Здесь же пока кратко коснемся тех споров, которые велись вокруг него между благожелательными сторонниками и противниками.

Наиболее горячие защитники Традиционного текста (А-текста) Бургон и Миллер выдвигали в защиту его два положения:

1) что общее и непрерывное признание этого текста Церковью, начиная с IV века, служит само по себе доказательством его превосходства, так как Церковь направляется Самим Богом как в установлении канона Священных Новозаветных книг, так и в выборе текста этих книг и является истинной хранительницей и слова Божия, и 2) что, помимо указанных соображений, текст этот следует признать, как наиболее древний и совершенный, в силу его внутреннего достоинства и обилия подкрепляющих его свидетельств.

Едва ли можно оспаривать справедливость означенных положений. Однако противники Традиционного церковного текста, среди которых особенно видным был Хорт, пытались ослабить силу приводимых Бургоном и Миллером доказательств разного рода оговорками и, в частности, указанием на то, что ни на одном Вселенском Соборе не рассматривался вопрос о признании в качестве подлинного именно этого текста.

Огромное значение при определении древности и достоинства текста имеют свидетельства церковных писателей первых веков. Хорт понимал это и пытался уверить, что Традиционный текст характеризуется многими святоотеческими цитатами, которые не восходят раньше IV века, и что большинство этих цитат имеют второстепенный характер, как производные от других предшествовавших им творений. Однако подобные высказывания не были подкреплены соответствующими текстуальными ссылками и сопоставлениями. Иначе отнеслись к затронутому вопросу Бургон и Миллер. Они проделали огромную работу по собиранию и классификации патристических свидетельств, говорящих за и против Традиционного текста. Результаты получились следующие: в цитатах греческих и латинских церковных писателей, умерших до 400 года н. э., Традиционный текст представлен в 2630 случаях, а так называемый «неологический» (принятый критическим изданием Весткотта и Хорта) — в 1753 случаях. При этом обнаруживается, что у писателей более древних, от Климента Римского до Иринея и Ипполита, количество свидетельств в пользу Традиционного текста пропорционально увеличивается, как 151 к 84.

Было немало споров по вопросу о времени и обстоятельствах происхождения А-текста. Хорт считает, что этот текст является результатом обдуманного пересмотра (ревизии). «Сирийский текст, — пишет он,— фактически явился результатом «рецензии» в прямом смысле этого слова, плодом критических попыток, намеренно измененным редакторами и тем более писцами».

Первый пересмотр или редакцию Традиционного церковного текста Хорт связывает с именем Лукиана († 312), известного нам, прежде всего, как автор пересмотра греческого перевода LXX. Однако нет прямых доказательств исторического или текстуального порядка, которые бы позволили связать редакторскую деятельность Лукиана с Новым Заветом. Имена редакторов Септуагинты и Вульгаты хорошо известны, и было бы странно, если бы историки и церковные писатели все, как один, умолчали о таком событии, как заранее обдуманный пересмотр греческого оригинала Нового Завета. Замечательно, что сам Хорт не вполне уверен в справедливости выдвигаемого им положения о производном характере Традиционного текста. Так, в одном месте он заявляет: «Основной текст позднейших греческих манускриптов, без всякого сомнения, — в общем тождествен с господствующим Антиохийским, или Греко-сирским, текстом второй половины четвертого века. Общность текста — по генеалогическим основаниям — заключает в себе и общность наследственного преемства: Антиохийские отцы и вся масса существующих манускриптов от третьего-четвертого до десятого-одиннадцатого века — в подавляющем количестве наличных вариантов — должны иметь общий оригинал, современный или даже старейший существующих древних наших манускриптов, которые через это разом теряют присвоенную привилегию исключительной чистоты, о какой могут думать по одной их исключительной древности».

Таким образом, попытки новейших критиков поколебать авторитет Традиционного церковного текста (А-текста) нельзя признать успешными. Выдвигаемая против него аргументация оказывается настолько шаткой, что на основании ее едва ли возможно делать какие-либо выводы. В то же время количество свидетельств в пользу преимуществ А-текста в смысле его древности и непрерывности текстуального преемства постепенно увеличивается.

 

III

 

В-текст. Отвергнув без достаточных оснований авторитет Константинопольского церковного текста (А-текста), протестантские критики выдвинули, как мы сказали, несколько новых типов текстов, построенных на свидетельстве небольшой группы древних манускриптов.

Среди этих текстуальных типов наибольшей известностью и доверием пользуется у протестантских ученых текст, установленный Весткоттом и Хортом и названный ими «нейтральным». По существу «нейтральный» текст Весткотта и Хорта воспроизводит текст Ватиканского кодекса (В), откуда получил и свое обозначение, как В-текст. В некоторых случаях кодекс подкрепляется показаниями других свидетелей, но в большинстве мест он остается одиноким. Наиболее частым союзником его выступает Синайский кодекс (алеф), однако различия между ними довольно многочисленны, что не позволяет считать их братьями, и если они имею! общего предка, то он должен быть весьма отдаленным* [*М. Hoskier обнаружил между кодексами Ватиканским и Синайским 3036 расхождений (Lagrange. Op. cit., p. 83).].

Хорт не единственный среди критиков, который преклоняется перед авторитетом Ватиканского унциала. Такого же мнения придерживаются и многие другие протестантские ученые. Особенно ревностным почитателем этого кодекса выступает Вейсс. Он считает его единственной рукописью, в которой текст Нового Завета избежал пересмотра.

Естественно, возникает вопрос, что же представляет собою в действительности текст Ватиканского манускрипта и построенный на основе его В-текст или так называемый «нейтральный текст». Является ли он тесным приближением к подлинному тексту Нового Завета в том его виде, как он остался от апостолов, или же это один из многих местных текстов, счастливо сохранившийся до нас от древнейших времен, но не чуждый недостатков? Здесь следует отметить, что представителями В-текста являются главным образом рукописи и переводы, связанные с Египтом. Это подтверждают и древние церковные писатели — Ориген и его последователи в Египте. Отсюда сам собой напрашивается вывод, что В-текст — это местный Египетский текст. Но, рассматривая В-текст как местный Египетский, Салмон придает ему весьма важное значение, считая его памятником сознательной охраны Священного текста.

Чтобы решить, насколько основательны подобные суждения, остановимся кратко на характеристике тех авторитетов, на которые данный текст опирается. Как отмечалось выше, В-текст построен в основном на Ватиканском унциале с подкреплением его в отдельных случаях Синайским кодексом и несколькими другими унциалами. Главное преимущество этих текстуальных памятников заключается в их древности. Но относительная древность не является еще гарантией близости их к текстуальному первоисточнику. Лагранж заявляет относительно Ватиканского и Синайского кодексов, что каждый из них не может рассматриваться как подлинно «нейтральный», т. е. свободный от умышленной ревизии. «Если же, — пишет он, — каждый из них в отдельности не подлинно «нейтральный» (neutral), то можно ли признать таковым их ближайшего предка? Конечно, нет, и едва ли кто будет в этом сомневаться». Условия происхождения указанных манускриптов до сих пор остаются не выясненными окончательно. Подавляющее большинство критиков считает родиной их Египет, по крайней мере, в текстуальном отношении. Лагранж полагает, что алеф и В могли быть составлены в Кесарии по папирусам, принесенным из Египта или самим Оригеном или одним из его друзей после того, как он основал здесь знаменитую библиотеку. Бургон держался того же мнения и видел в особенностях данных манускриптов следы влияния Оригеновской критической школы с ее излишне скептическим уклоном. Влияние сочинений Оригена на древнюю Церковь было действительно необычайно. Слава его большой учености в сочетании с блеском его гения, его огромные библейские познания и глубина его исследований вызывали восхищение всего раннего христианства. В то же время нельзя не признать, что он крайне смел в своих выводах, недозволенно уверен в своих утверждениях и в своих критических замечаниях часто выходит за границы умеренности. Поэтому его суждения в некоторых случаях не совпадали с православной точкой зрения. Главной страстью Оригена была текстуальная критика. Это составляло его силу и слабость. Если труды Оригена в данной области поражают огромной эрудицией, то, с другой стороны, в них нередко сквозит тенденция скептицизма, которая приводила к искажению подлинного текста. Бургон на целом ряде примеров показывает, что лежащие в основе В-текста кодексы алеф и В вышли именно из школы Оригена, которой они обязаны своими отклонениями от Традиционного церковного текста. Здесь могли сказаться веяния арианской смуты, потрясавшей Церковь в середине IV века. Поэтому Бургон задает вопрос, не подверглись ли Ватиканский и Синайский манускрипты влиянию того духа, который впоследствии встретил всеобщее осуждение, и не этим ли объясняется то обстоятельство, что означенные рукописи после торжества Православия были всеми отвергнуты и преданы забвению. Во всяком случае, кодексы алеф и В имеют очень мало потомков среди унциалов и минускулов. Можно сказать, что они стоят одиноко и во вражде со всеми другими рукописными свидетелями. Единичные по своему голосу они вызывают справедливое подозрение в единичности своих издателей, их частных и личных трудах по восстановлению Новозаветного текста — без всякого доступного нам ручательства за достоинство материалов, способ и характер работы. Естественно, что некоторые ученые, свободные от унциалофильских увлечений, вынуждены отнестись к этим прославленным в протестантском мире манускриптам с большим недоверием. Цитируемый нами Бургон решается даже на заключения еще более категорические в данном смысле, заявляя, что текст унциалов алеф и В подвергался систематической порче и был искажен варварским образом. «Всюду замечаются, — пишет он, — признаки извращений не только в словах и отдельных выражениях, но и в целых фразах. Замена одного выражения другим, самовольная перестановка слов и другие подобные явления делают ясным, что перед нами вовсе не точная копия Священного текста. И вовсе это не исправление в обычном смысле данного слова, а произведение индивидуальной небрежности или каприза, бесвкусного усердия одного или нескольких... Мы уклонимся от обвинения в преднамеренном зле, поскольку данные действия могли быть вызваны добрыми намерениями. Но, как мы далее увидим, эти кодексы связаны с таким многообразным бесчинством и небрежностью, что можно придти к заключению о их безнадежном состоянии. Отсюда можно предположить, что ими пренебрегали в древние времена именно из-за их плачевного состояния, что и позволило им дожить до нашего времени».

Ясно, что опирающийся на столь сомнительных поручителей текст, в данном случае «нейтральный» или В-текст Весткотта и Хорта, весьма популярный на протестантском Западе и положенный, как увидим, в основу издания Нестле, не может претендовать на высокий авторитет и всеобщее признание и должен быть отнесен к разряду проблематичных.

 

А. Иванов, профессор Моск. дух. академии

Продолжение следует

 


Оглавление раздела

На главную страницу

 

 


Рейтинг@Mail.ru

 

Hosted by uCoz

А. Иванов, доц. Моск. дух. академии

(Продолжение следует)